— Ты в гневе такая… другая, — он иронично посмеивается, и я в недоумении выгибаю спину, разводя руками в странном жесте.
— И как я должна это понимать? Не отругаешь? Не пристыдишь за то, что Гермиона никогда не поступила бы так опрометчиво по отношению к зазнавшейся девчонке со змеиного факультета? — я поражена его легкомыслию, но гордость за мальчика, который остается на моей стороне, зажигает внутри меня маленький огонек надежды. И теперь я стыжусь за себя сама, то и дело хватаясь за голову с паникой в голосе: — Черт возьми, я такая дура! Мерлин, этот позор ничто теперь не отмоет! — падаю на колени, стуча ладонями о плитку холодящего мрамора.
Гарри по-доброму улыбается, но в словах его сквозит едва заметная минорная нотка:
— Рад, что ты вернула былое здравомыслие. Лучше поздно, Герм. И нет, я не буду тебя упрекать. Чего мы этим добьемся? — он похлопывает меня по плечу и помогает подняться. Колени скулят от молниеносного соприкосновения с полом и таким же грандиозным подъемом. В моей жизни настал этап сумасшедших американских горок: когда из недетской истерии ты падаешь в перьевые облака блаженного покоя; когда сегодня режешь вены, а завтра — зализываешь раны собственной слюной, как верный делу пес.
Быть псинами — это кровное, Беллатриса. И я постараюсь искоренить гадскую черту из своей жизни, сведя к минимуму твое существование. В тебя безустанно и, судя по всему, беззаветно верил мой бедный кровный отец, но его ошибки не нуждаются в моем повторении.
— Вот и я думаю, что нравоучения нас точно не спасут. В любом случае, у тебя будет много проблем, продолжи ты… Вершить свое правосудие, Герм. Это не твой выход.
— Ох, Гарри, мои внутренние демоны поют хвалу каждому грамму злости, которую я вымещаю.
— Так борись с ними. Мы столько лет боролись со злом. И не напрасно.
— Мы были вместе.
— А сейчас ты сама по себе? — он неуверенно изгибает брови и вызывающе скрещивает руки на груди. — Подумайте об этом хорошенько на досуге, мисс Гермиона Грейнджер. Умнейшая ведьма столетия! Победительница войны! Лучшая — на века — подруга! — Гарри отходит спиной назад, протягивая мне свою руку. В смыслах буквальных и откровенно душевных.
И я ее принимаю. Из страха снова потерять — пусть и на минуты — спасительный контроль. Из страха отдать незримому сумасшедшему шляпнику все ниточки судьбы, что выстраивается моими всегда благочестивыми, здравыми интенциями на протяжении десятка лет. Из страха превратиться в подлое подобие человека, потерявшегося в круговороте беззвучной злобы.
Я уверенно ступаю по коридорам Хогвартса, с наслаждением вбирая в себя отголоски глухих шагов. Полуденный солнечный свет создает тени и играет бликами через мозаичное окно, посылая горячий след «зайчика» на моей щеке.
И он не оставляет меня в покое до кабинета МакГонагалл, потому что посвящен во все тайны бытия, благополучие которого шатко от моей склонной — с недавнего времени — к противоречиям натуре. И я хочу быть права в том, что свет чрезмерно сожалеет (потому что во мне самой нет ни частички сожаления), ведь этой ночью, снова изменяя сну, я нарушу все установки этого дня.
И это снова заставит моего личного Феникса превратиться в пепел, чтобы когда-нибудь, возможно, снова расправить крылья.
Я стучусь.
— Входите! — женщина собирает бумаги и, увидев меня, откладывает в сторону все волнующие ее дела. Сдержанно кивает и просит закрыть за собой дверь.
— Слышала, вы уже успели нарушить еще одно правило школы.
— Поверьте, это были необходимые меры, — я присаживаюсь на край дивана, готовая соскочить в любую минуту. — Вы хотели меня видеть?
— Мисс Грейнджер. Гермиона. Вам пришлось пережить многое. И я надеюсь, вы обдумаете мое предложение на досуге.
— Предложение?
— Да. Ваши друзья стремятся связать работу с Авроратом, вы об этом знали?
— Конечно, — я все еще не понимаю, к чему эта женщина клонит.
— В качестве еще одной кандидатуры я хочу предложить вас.
Я вскакиваю на ноги от беспредельно простого тона, который, казалось бы, волен сам решать мою судьбу.
— Что вы сказали?
— Я хочу видеть вас в числе новых Миротворцев, мисс.
Как когда-то моего отца?
— Извините, это все так неожиданно… Я… Могу я обдумать это до завтрашнего дня?
— Конечно, мисс Гермиона. Я буду вас ждать в любое время.
Минутная встреча заставляет меня бежать в комнату, еле сдерживая слезы. Кто бы подумал, что разговоры о будущем — да еще и таком — смогут ударить так хлестко. Знали бы вы, мисс Минерва, какая ночь меня ждет впереди, оказали бы другую помощь в становлении на ноги.
***
Драгл меня дернул спуститься в гостиную факультета. Мерлин не уследил, а я снова оказалась в разрушительной буре ключевым механизмом к уничтожению — разве что — всего. А Рон сорвался с цепи в своем неконтролируемом ребяческом поведении, поддав огоньку как следует.
Стоило мне сойти с последней ступеньки, находясь не в лучшем расположении духа:
— Значит, не успела отойти от одних отношений, как уже рвешься в другие? — он бросает свой взгляд к моим ногам. Судя по искривленной морде и вспотевшим ладошкам, которые он неконтролируемо потирает о свитер, Ронни не только в гневе и унынии, но и в бешеном стыде. Однако наличие уже двух грехов не идет тебе, как ни крути.
— Прости, но… Что?
— Я видел, как Фред подтирает тебе зад, а ты и плясать готова под его лживые песни. Мы тоже через многое прошли, Гермиона, но ты никогда не позволяла мне столько свободы.
Ронни всегда славился вспыльчивостью и длинным языком, от которого проблем не оберешься. Он проявляет собственнические черты, он хочет выпустить пар, но никогда не может выгадать подходящий момент. Но этот — отнюдь не такой. Потому что я — не обязана тебя оправдывать. Но я стараюсь. Терплю зловония изливаемой на голову таза дерьма, считая пульс и слушая дружка вполуха.
— У тебя выдался плохой день? — не хуже, чем мои два месяца, поверь. — Снова рассорился с милашкой Лав-Лав, и теперь избавляешься от негатива со мной? Как и всегда, Ронни, ты не взрослеешь.
А уже пора бы, слушай.
— От тебя ничего не осталось, Гермиона, — в этом ты, как ни странно, прав. — В кого ты превращаешься? Выдрала клок волос Паркинсон и радуешься этому? Потому что Фред тебя поддержит во всех начинаниях? Да он всегда смеялся над твоей заносчивостью!
— Это не