Натали тихо вздохнула, подняла на него глаза, убрала прядь волос, упавших на глаза, провела подушечками пальцев по лбу. Молодой, красивый, сильный — много ли нужно для счастья? Отчего сердце отчаянно цеплялось за другой образ, не желая даже попытаться открыться навстречу новому чувству? Почему сейчас, лежа в объятиях Дмитрия Натали не чувствовала к нему ничего? Тело откликнулось, потянулось, истосковавшись по ласкам, но души они не задели. Это было страшно.
— Который час? — спросила она, просто для того, чтобы сказать хоть что-то. Дмитрий пожал плечами, приподнялся, отыскав глазами часы, стоявшие на каминной полке.
— Половина шестого, ещё рано. — Он покосился на неё, не зная, как вести себя дальше. Уйти? Или остаться? Касалась ли её просьба не уходить всей ночи, или только того момента? Она молчала, и Дмитрий опустился на подушку рядом, и только когда Натали осторожно положила ладонь ему на грудь, вздохнул, понимая, что не дышал всё это время. Тонкие пальцы обвели ключицы и коснулись шеи, поднимаясь выше, обводя скулу, зарываясь в волосы на затылке. Натали повернула его голову к себе, глядя снизу вверх, серьёзно и напряжённо.
— Я не жалею об этой ночи. И не хочу, чтобы она стала единственной. Не знаю, сколько времени понадобится мне, чтобы полюбить — видишь, я перед тобой честна. Достанет ли у тебя терпения…
— Достанет, — прошептал Дмитрий, поворачиваясь к ней, нависая сверху. — Только не отталкивай меня. — Он склонился к её губам, выдохнув, прежде чем поцеловать: — Я всегда буду рядом.
Одеяло вновь сползло на пол, переплелись ноги, сплелись пальцы, звуки поцелуев наполнили спальню, сменяясь прерывистыми выдохами и тихими стонами. Он любил её, то лаская бережно, как хрупкую вазу, то не сдерживая страсти, неистово, не выпуская из рук. И Натали забывала обо всём на эти минуты, чувствуя себя по-настоящему свободной.
Стрелки часов подошли к десяти, когда в спальню по привычке зашла служанка, чтобы открыть шторы и разбудить графиню. Остановилась, испуганно обернувшись к кровати, глядя на сплетённые в крепком объятии тела, и тихо удалилась, улыбаясь, — зря Тихон трезвонил на весь дом о ссоре, что была меж хозяевами накануне.
Казалось, в дом Орловых наконец пришёл долгожданный покой. Натали решительно отвергала все приглашения, ссылаясь на усталость, а на деле — боясь встретиться лицом к лицу с тем, кто стал для неё мукой и наваждением. Гнала все мысли о том, что предала свою любовь, поддавшись обстоятельствам, которые выбрала не сама. Безмолвной тенью бродя по комнатам, она не находила себе места, оживая лишь с приходом мужа, ведь только тогда могла отвлечься, не думать, не разрываться от тоски и одиночества. Она тянулась к Дмитрию, как к единственной ниточке между привычным миром и безумием, на грани которого застыла.
Но затворничество не могло длиться вечно, и перед Рождественским постом Орловы дали большой приём и бал, возвратившись в свет. И Натали играла роль радушной хозяйки, принимая гостей, замирая, стоило прозвучать родному для сердца имени. Ближе к Рождеству в столицу приехали Михаил и Лиза, — оставив Славушку на кормилицу и нянюшек, они решили провести сезон в Петербурге, ведь Лиза так давно мечтала хоть ненадолго увидеть петербургский свет.
— Ты стала бледна и задумчива, — заметил Михаил, когда они с Натали остались одни. Лиза отправилась к модистке, Дмитрий — во дворец, на службу.
Бледное зимнее солнце слабо освещало гостиную, и многочисленные свечи разгоняли полумрак, наполняя комнату теплом и уютом. Свернувшись в кресле, закутавшись в мягкую кашемировую шаль, Натали сама себе казалась больной и постаревшей на десяток лет, не меньше. Повернув голову от окна, в которое могла смотреть часами, она слабо улыбнулась.
— Что мне ещё остаётся, кроме как думать в одиночестве о том, чего нельзя вернуть?
— Наташа. — Михаил нахмурился, вздохнул, собираясь с мыслями, не зная, как подступится к разговору. — Скажи, дело в цесаревиче, правда? Он чем-то обидел тебя? Ты говорила, что вы почти не выезжаете, и я, признаться, не знаю, о чём думать…
— Я не знаю ничего об Александре. — Его имя далось ей с трудом, даже просто произносить его вслух было больно. — Мы расстались, Мишель.
— Он бросил тебя? Так я и знал! Я знал, что этим всё закончится! Оставил тебя с ребёнком, в то время, как…
— Это было моё решение. — Голос Натали звучал глухо и отстранённо. Она вновь отвернулась к окну, прикусив щёку. — Так было правильно, — горько прошептала она.
Михаил вздохнул и опустил голову, рассеянно разглядывая фарфоровый сервиз, стоявший меж ними на столе. Весть о том, что сестра не состоит более в позорной для всей их семьи связи принесла облегчение. Но вид страдающей Натали разрывал сердце.
— Понимаю, это было непростое решение… — начал было он, но Натали оборвала, раздражённо вскинув голову.
— Не понимаешь! Никто не понимает! И не поймёт никогда! Ты смог бы отказаться от Лизы? Вот прямо сейчас? Навсегда?
— Лиза — моя жена! — возмутился Михаил. — Это другое.
— Ты любишь её, она — тебя. Почему же это другое? — Натали покачала головой, поникла, словно все силы ушли на этот крик отчаяния. — Впрочем, теперь уже всё равно. Так или иначе, моя жизнь теперь принадлежит мужу. И ребёнку. Надеюсь, вы все теперь счастливы.
Она поднялась, намереваясь уйти, досадуя на то, что позволила чувствам вырваться наружу, что обнажила ту часть себя, которую тщательно прятала даже от себя самой. Михаил поспешно встал и подошёл к ней, беря за руку, заставляя повернуться.
— Ты всё сделала правильно, Наташа, — заговорил он тихо, серьёзно. — Я знаю, сейчас тебе кажется, что это не так, но со временем ты поймёшь — по-другому просто и быть не могло.
— Я могла быть с ним рядом всё это время. — Она покачала головой. — Пусть редкой тенью, короткой встречей, но рядом. Но что значит счастье двоих перед порицанием всего общества? Перед благополучием императорской семьи? Перед спокойствием родных и близких?
— Звучит так, словно ты принесла себя в жертву. Бога ради, Наташа, ты ведь сама всё это заварила!
— Сама кашу заварила, сама и расхлёбывай, — горько откликнулась Натали. — Но это была моя жизнь, Мишель. Моя! И ничья больше. И я готова была нести на себе и осуждение света и то, что вы отвернётесь от меня… Я была готова! Я ни о чём не жалею! Но все вокруг… — она отступила на шаг, обводя комнату руками, — все вокруг вдруг решили, что знают лучше, что
