— Рада была тебя видеть, — угадав её желание, сказала императрица. — Что бы ты ни думала, мы никогда о тебе не забывали.
— Разве я могла подумать подобное? — Натали присела в реверансе. — С вашего позволения.
Она поспешила уйти, так ни разу и не взглянув в его строну. Чувствуя каждой клеточкой его присутствие, не посмела позволить себе даже мимолётный взгляд. Вернувшись к себе, она буквально рухнула в кресло и раскрыла веер, обмахивая пылающее лицо.
— Что от тебя хотела императрица? — полюбопытствовала Лиза. Михаил напряжённо посмотрел на сестру, ожидая ответа.
— Справлялась о моём самочувствии, — пробормотала Натали, посылая брату красноречивый взгляд. Он еле слышно фыркнул.
— Она — сама забота и благородство! — восхищённо воскликнула княгиня. — Как же тебе повезло служить при дворе!
— Действительно, — пробормотал Михаил, бросая быстрый взгляд на императорскую ложу.
Натали не помнила, как высидела следующий акт, спустившись в вестибюль в антракте. Ей не хотелось бродить из ложи в ложу, обмениваясь сплетнями. Ей вообще не хотелось находиться здесь больше, и, приняв решение, она подошла к одному из слуг, попросив передать князю и княгине Репниным, что вернулась домой. Пока она ожидала, чтобы принесли её сак и подали карету, вестибюль опустел — вот-вот должен был начаться третий акт. Нервно расхаживая по залу, Натали обернулась, чтобы в очередной раз сделать круг, и застыла — прямо перед ней стоял Александр. Скрытый в тени колонны, он смотрел на неё жадно, словно желал охватить одним взглядом всю и сразу. Повинуясь порыву, она сделала шаг навстречу, скрываясь в полумраке небольшого алькова.
Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова, и казалось, что прошла вечность, хотя на самом деле стрелка часов не успела пройти полный круг. Наконец оба вздохнули одновременно и улыбнулись, поняв, что не дышали всё это время.
— Я не надеялась встретить вас сегодня, — сказала Натали, не сводя с него глаз. Чувствуя, что только сейчас живёт и тонет, погружаясь в невыразимую глубину его взгляда.
— А я вот напротив, мечтал об этом, — тихим, низким голосом ответил Александр. — Как вы?
— Не знаю. — Она попыталась улыбнуться, но не получилось. Просто стоять рядом, впитывая в себя мягкий, вибрирующий тембр голоса, что задевал все струны её души, было счастьем. Таким невыразимым, что даже дышать стало сложно.
— Я столь многое хотел бы вам сказать. — Его рука нашла её, спрятанную в складках платья. Сплела пальцы, и словно электрический разряд прошёл по телу. Не расплетая пальцев, Александр приподнял ладонь, касаясь её живота, погладил осторожно. Натали нервно оглянулась, но беспокойство было напрасным — вестибюль был совершенно пуст.
— А я бы мечтала это услышать, — прошептала она.
В коридоре послышались шаги, и Александр отпустил её руку, отступая. Но прежде, чем она ушла, шепнул беззвучно: люблю тебя. Натали поднесла ладонь к губам, прикрыла глаза, нежно целуя то место, которого только что касались его пальцы. Александр повторил её жест и скрылся в тени колонны, за мгновение до того, как показался слуга, несущий сак Натали. Он помог ей одеться и проводил до кареты. И только оказавшись одна, откинувшись на подушки, она позволила себе улыбнуться, соглашаясь с Лизой — да, она не жалела, что поехала. Все терзания отступали перед счастьем этой короткой встречи, и все жертвы казались не напрасны. Они всё ещё любили друг друга, да и разве могло быть по-другому?
Комментарий к Глава двадцать третья
[1]имеется в виду опера Доницетти “Фаворитка”, впервые увидевшая свет в 1840 году, в Париже.
========== Глава двадцать четвёртая ==========
После встречи с Александром Натали стало легче, она буквально ощущала его поддержку, постоянно вспоминая его слова: Знай, что я рядом, даже если ты меня не видишь. Всегда рядом. Эти слова она теперь повторяла про себя, как молитву, всякий раз, когда оставалась одна. Но вечерами рядом был Дмитрий, угадывая каждое желание. Телесные отношения сошли на нет, когда Натали стало тяжело даже подниматься с кровати, и она была этому рада, ведь отказать мужу теперь, когда между ними всё изменилось, она бы не смогла. Но он сам, осторожно поглаживая выпирающий живот, целуя его, не предпринимал никаких попыток к близости, просто обнимал, засыпая в её постели.
За эту чуткость Натали была ему благодарна, но, кроме благодарности, внутри рождалась нежная привязанность, не схожая со страстью, с одержимостью, которую вызывал в ней Александр. Это были совершенно другие чувства, спокойные и ровные. Она привыкала к нему, с каждым днём всё больше, к их разговорам, шутливым спорам и тому, как он умел её смешить. Он тоже был рядом, только по-настоящему, не тенью, а ведь ей так хотелось простого человеческого тепла! Когда ночью ребёнок толкался особенно сильно, так, что перехватывало дыхание, он неизменно просыпался, словно чувствовал её состояние. И гладил спину, точно зная, как именно и где надавить ладонью, чтобы стало легче, спокойнее. И целовал её с такой щемящей нежностью, что на глаза наворачивались слёзы от того, что она не может ответить тем же.
Но Дмитрий не торопил. Он вообще перестал говорить о своих чувствах, но каждое его слово, каждый поступок буквально кричали о них. В жизни Натали словно всё замерло, не двигаясь ни назад, ни вперёд. Ожидание родов вскоре вытеснило остальные мысли и терзания, оставляя лишь страх от неопределённости и острое любопытство. Она часто лежала без сна, глядя в потолок, думая о том, что будет дальше. Какой поворот готовит ей жизнь, сможет ли она принять свою судьбу и смириться с тем, что Александр стал недостижимым прошлым, или же вернётся ко двору, ища с ним встреч? И сможет ли вообще так поступить по отношению к мужу, со стороны которого видела только хорошее?
В начале марта, пока дороги ещё не развезло, графиня уехала в поместье в тридцати верстах от Петербурга — внезапно начавшаяся простуда отказывалась проходить, усугубившись влажным климатом. По-хорошему её следовало отправить на воды, но там сейчас был не сезон, да и ехать так далеко в таком положении было опасно. Буквально в нескольких верстах находилось Красное Село, и Натали могла представить, как в мае, приехав на очередные учения, Александр будет находиться совсем близко.
Большой белый дом дремал в тени густых дубов, пока ещё мрачных, но совсем скоро собиравшихся надеть нежно-зелёный наряд. Накрытая чехлами мебель, люстры — здесь всё было тихо, словно поместье спало,
