На этом попытки повлиять на Ракс прекратились.
Феол считали, что Ракс – небиологическая форма жизни и сама мысль о полете внутри живых кораблей им противна. Ауран, зная по опыту, что не всем живым существам нравится ощущение вырождения расстояний, особо и не настаивали на своей технологии. Обе цивилизации Халл, связанные особыми союзническими отношениями с Ракс, свое мнение об их перемещении не афишировали. Люди полагали, что Ракс, будучи параноиками, живущими на одной-единственной планете и покидающие ее лишь в искусственных телах, используют свое перемещение как оружие Судного дня, заставляя считаться с собой все разумные расы.
Но вот относительно человеческого метода полетов – использования «кротовьих нор», все цивилизации были единодушны. Да, это был вполне безопасный метод полета – настолько, насколько полет между звездами вообще мог быть безопасным. Он был экономически выгоден и не вызывал неприятных эффектов у биологических форм жизни. Генератор «кротовьих нор» мог быть размещен как на огромном торговом судне, так и на крошечной космической яхте, причем самое удивительное – это мог быть совершенно одинаковый генератор, потребляющий одно и то же количество энергии. Уходить из обычного космоса в «кротовью нору» можно было даже внутри планетарной системы, что категорически исключалось при варп-переходе или вырождении расстояний.
Имелся лишь один недостаток, который соглашались терпеть только люди.
«Кротовьи норы», пробитые из одной точки пространства в другую, были именно «норами», а не туннелями. Они извивались.
Корабль, нырнувший в «кротовью нору», мог выйти далеко или близко от цели – это зависело от мастерства навигатора. Но вот продолжительность полета никто предсказать пока не мог. Если и были факторы, на нее влияющие, то пока их рассчитать не удавалось. «Нора» могла быть почти прямой – и тогда корабль проходил путь в десятки световых лет за считаные минуты. Она могла быть извилистой – и путешествие продолжалось часы или дни. А могла оказаться и очень, очень запутанной. Самый длительный перелет через «кротовью нору» длился сорок три дня, хотя обычно занимал меньше суток.
Вот поэтому на Земле по-прежнему разрабатывали анабиоз (пока безуспешно), совершенствовали системы жизнеобеспечения и аварийные рационы (здесь люди добились значительных успехов), искали способ выйти из «кротовьей норы» на полпути (тут все было совсем печально, физика утверждала, что это невозможно, – но люди никогда не доверяли законам природы до конца).
Согласно закону, любой корабль должен был быть способен автономно существовать не менее полугода. Пассажирские лайнеры, рекламируя свою безопасность, увеличивали этот срок до девяти месяцев или даже до года.
Но в общем-то все понимали, что рано или поздно какой-то корабль отправится в путь, который продлится несколько лет, – и выйдет из него с мертвым экипажем. Для всех разумных рас фатализм людей, использующих «кротовьи норы», был неприемлем. Но Человечество продолжало держаться за свой способ межзвездных полетов, указывая, что, по статистическим данным, «кротовьи норы» наиболее безопасны. Увы, почему-то привлечение в качестве аргумента статистики делало людей в глазах иных рас такими же безумными, как Ракс.
Бэзил к перспективе полета относился спокойно. Во-первых, он верил в статистику – может быть, по причине того, что в девятнадцатом веке один из его предков работал в знаменитом «Ллойде». Во-вторых, Бэзил твердо знал, что корабли иногда гибнут; может быть, по причине того, что в семнадцатом веке один из его предков утонул вместе с кораблем Ост-Индской компании. И в‐третьих, по-настоящему страшным Бэзил считал лишь ту неопределенность, которая длится неопределенно долго. В межзвездном полете все становилось ясно через несколько минут после погружения в «кротовью нору». Либо можно было и не отстегиваться, ожидая выхода, либо можно было пойти пить чай и смотреть кино, либо… Либо можно было начать стенать, переписывать завещание и сочинять мемуары – как поступил в восемнадцатом веке еще один предок Бэзила, по несчастливой случайности приговоренный к пожизненному заключению.
Хорошо быть фаталистом. А знать вдобавок свою родословную – еще лучше.
Два последних члена экипажа прибыли на корабль утром, за пару часов до старта. Как понял Бэзил, они служили на предыдущем корабле, которым командовал командир Горчаков. Врач – пожилой, степенный, полноватый поляк Лев Соколовский, похожий на доктора Дулитла из детской книжки, – Бэзилу понравился. Во всяком случае, выглядел он именно так, как должен выглядеть врач, чтобы сразу внушать доверие и успокаивать пациента. Оружейник Гюнтер Вальц (официально его должность называлась «оператор специальных систем», но этот термин никто не использовал), напротив, был молодым, улыбчивым и подвижным. Рядом с кадетами Вальц казался едва ли не их ровесником. Но командиру, очевидно, было виднее, кого привлекать в экипаж.
В рубку во время маневрирования пассажиров не пускали. Там были командир, пилот и оружейник. Где-то на своих постах находились молодой навигатор и еще более юные системщик и девочка, отвечавшая за жизнеобеспечение корабля. Ну а научная группа, включающая Ракс и Халл‐3, обосновалась в салоне. Обеденный стол был трансформирован, кресла приведены в полетное положение. Все интерьерные излишества салона – картины на стенах, механические часы (с настоящим маятником и боем!), аквариум с живыми разноцветными рыбками – все исчезло, скрылось в нишах и было зафиксировано на случай гравитационных сбоев. Над столом, превратившимся в узкий полумесяц, напоминающий приборную стойку в главной рубке, возникло изображение.
– Дамы, господа, чужие! – Старший помощник, по традиции, как и врач, находящийся в моменты маневрирования вместе с пассажирами, чуть повысил голос. Халл‐3, что-то с улыбкой втолковывающий Мэйли, замолчал и сел прямо. – Прошу проверить системы фиксации. Мы удалились от системы Земля – Луна на расстояние около полумиллиона километров, смещаясь под углом в тридцать с небольшим градусов над плоскостью эклиптики в направлении от Солнца. Как вы можете видеть на экране, корабль готовится к открытию червоточины…
С точки зрения Бэзила, на экране, показывающем рубку, ничего особенного не происходило. Валентин и Гюнтер неподвижно сидели в креслах, Мегер чуть подалась вперед, на свой пульт, руки ее были погружены в воронки пилотажных рецепторов, но она тоже казалась недвижима. Лишь юноша-навигатор, чье лицо скрывал черный шлем, медленно водил руками в воздухе – пальцы подрагивали, нажимая виртуальные кнопки.
– Последние минуты корабль стабилизируется по оси входа, – пояснил Матиас. – Видите экран перед мастер-пилотом? Она контролирует стабилизацию, исходя из данных, которые передает наш навигатор. Пусть вас не смущает его юный возраст, Алекс генетически модифицирован для этой работы, он «человек-плюс».
Бэзила юный возраст Алекса не смущал. Детей он не понимал, общаться с ними не умел, тяготясь даже общением с многочисленными племянниками и племянницами. Но себя Бэзил в семнадцатилетнем возрасте считал уже полноценной сформированной личностью с определившимися интересами, привычками и жизненными целями. Поэтому и молодежи, тем более «людям-плюс», в изначальном уважении не отказывал.
– В момент входа в «кротовью нору» вы можете ощущать легкое покалывание кожи, шум в ушах, тревожность, – продолжал Матиас. – Считается, что все эти явления носят психологический характер. Но если хотите, наш уважаемый доктор может снабдить
