– Погони?
– Котелок жабьей икры и рагу из лягушачьих лапок этому вундеркинду! – Хаунд ткнул в Ерша пальцем. – Прямо как Иоанн Златоуст речешь, правду, только правду и ничего, кроме правды. И выйдут они, полагаю, в лучшем случае как стемнеет. Госпожа… сестра Атилла уговор не поломает, выведет их незаметно от кротовских с кинельскими, чтобы никто ничего не заподозрил в их сторону. А это, выходит, или в обед, когда пленных сгонят жрать, или в сумерках, как ужин случится. Хочешь поспорить на неделю твоей бесплатной службы на потом, про Кота, сейчас прожужжавшего Атилле уши, типа, выпусти да выпусти, хоть через мост и в обход, нам пора дальше двигаться, сроки горят?
Ерш мотнул головой.
– Вот молодец сейчас. – Хаунд скрипнул клыками. – У них там есть такая мелочь, как автоматическое оружие против наших двустволки и самоделки на семь патронов в барабане. Их пятеро, нас двое… полтора, скажем так… и у нас, Ерш, ханка этого истерика и наркомана. И они на нее рассчитывают все вместе, а не только Кот, чтобы по венам прогнать. Он-то, думаю, нужен Косте с товарищами, только чтобы у себя на месте их не загребли и не посадили на счетчик за этакую партию. А потом Кот сам скурвится, нарки долго никогда не жили и не живут… вроде как.
– Это, слышь, Хаунд, ну…
– Чего?
– Что делать будем и почему не злишься?
Какой хороший дер юнге, йа. Хаунду этот водоплавающий определенно нравился. Никаких метаний и мук совести, только желание принять превентивные меры. А здоровое любопытство – это вообще хорошо. Помогает верно оценить обстановку.
– Для начала поднажмем, дружище. Надеюсь, все выгорит. Если нет – будем драться, другого не остается. Можно, конечно, оставить рюкзак где-то здесь, с табличкой «Кому химической дури для мозгов – всем сюда, сторонних не беспокоить, собственность Кота». Но, сам понимаешь, вариант так себе. А если они нас догонят, то почему-то мне кажется, Ерш, что нам не светит спокойная беседа без агрессивных выпадов.
Хаунд попробовал нож и порадовался. Волоски не сбривались, но тот явно стал острее.
– Почему не злюсь? Не люблю долгов, а Кот с товарищами мне задолжал. Я, знаешь ли, особо рабами не торговал. Вообще, вроде бы. А тут эти господа пешеходы взяли и купили меня. И даже издевались, поносили помойными словами, потакая собственной скотской природе, и даже умудрились нанести мне физическое увечье. Глаз за глаз, кровь за кровь, хули. Ты со мной?
Ерш криво улыбнулся. Да, в парне есть стерженек, да еще какой.
– Мы с тобой все выяснили?
Ерш кивнул.
– Хорошо, тогда идем. Надо добраться до города. А идти еще где-то километра три, думаю, если ничто не помешает.
– Почему?
Хаунд вздохнул. И, выйдя наружу, показал на покосившийся знак. Две первые надписи сообщали о храме Пантелеймона и кафе «Отрада». Нижняя лаконично сообщала о расстоянии до Отрадного.
Дождь начался через полчаса, наверное, что так.
Мелкий, кажущийся обманчиво редким и медленным. Стучал по остаткам железа на крышах какой-то деревеньки с обеих сторон дороги. Лез за шиворот, в сапоги, стекал по лицу холодными дорожками. Заставлял почти бежать по черным огрызкам дороги Самара-Бугуруслан.
Хаунд перешел на бег незаметно. Ерш, пытаясь не отставать, то несся длинными прыжками, то, спотыкаясь, едва не семенил. Бегать последние пару лет стало непривычно, вот и поплатился.
Муханово, так назывался поселок. Надпись проглядывала через грязь на большом прямоугольнике, кое-как держащемся на двух столбиках, вросших в землю. Ерш хватал воздух широко раскрытым ртом, со злостью смотря на мелькающую впереди спину с рюкзаком. Вот только валялся в ангаре Кинеля как кусок дерьма, а туда же, несется, как хорошая савраска. А еще брат-мутант, вот ведь.
– Быстрее! – Хаунд оглянулся на него. – Мы не одни!
Ерш несколько раз оглянулся, пытаясь понять – о ком лохматый?! Увидел.
Дождь окрашивал мир осени в серое. Делал желтое мрачнее, темнее, размазывал охру и багрянец там, где текла река и стоял лес. Здесь, в блеклом умершем поселке, дождь просто слеплял вместе сущее в единую серость. Серые дома, серые рухнувшие заборы, серая выцветшая трава, серая напитанная водой земля.
И странные серые тени, почти незаметные, мелькающие с обеих сторон дороги, которые ловко прятались среди вездесущего местного камыша и плесневелых развалившихся досок у гаражей-холмов. Жемчужно-мерцающие капли скрывали за собой хитрых ловких бестий, легко исчезающими из поля зрения даже за дистрофичными выродившимися яблонями умершего сада.
Ерш, едва не сбившись, сподобился увидеть странно-пугающее чудо: серая тварь, ростом где-то по его грудь, вдруг перекатилась на четыре конечности, оттолкнулась, в прыжке уцепилась за ветку, перемахнула через лохматый мотоблок с остатками красной краски. Горбатая, коротконогая, быстрая бестия, размазанный силуэт, голова без шеи, черные провалы на бледном пятне лица. Вторая, третья, вон там мелькает следующая парочка.
Они выскочили на перекресток. Самый, мать его, натуральный перекресток. С самой странной картиной, виденной Ершом в своей жизни.
Высоченные темные и широкие силуэты, больше всего смахивающие на бочки. Только бочки почему-то с многоэтажный дом высотой. Сама развилка, разбитая, с дорогой прямо и налево. Рыжий огромный факел впереди, рвущийся из ржавого и длинного металлического скелета-вышки. И завалившаяся на бок фура, вся покрытая лишаями мха и вьюнком, с едва различимыми цифрами на дверях, двумя пятерками.
Серые, мелькающие на околице, не прятались, хотя пока и не торопились атаковать. Что-то их держало, не пускало вперед. Что-то…
– Сука! – ругнулся Хаунд, доставая револьвер. – Вот блядство!
Зелень, полупрозрачная, поблескивающая внутри изумрудными всполохами, поднималась от земли, вырастала над обочиной, липкая и начинающая густеть. Зеленый плотный туман, рожденный изниоткуда, по-хозяйски расползался вокруг, накрывая перекресток.
Сзади хлестко ударил выстрел. Ерш упал, как рак пополз вокруг, разворачиваясь и стаскивая ружье.
На околице разом загомонили серые, на глазах превращаясь из почти бесплотных хищных теней в… в…
– Обезьяны. – Хаунд хмыкнул, лежа на обочине и щурясь. – Натурально, обезьяны. То ли мартышки, то ли шимпанзе, не разбираюсь.
– А стрелял кто?
– Сам-то как думаешь?
Там, среди начавшего лить сильнее дождя, тоскливо, высоко и безостановочно выла серая обезьяна. Или мутировавшая тварь, смахивающая на нее.
Хаунд, вжавшись в грязь, шарил взглядом по поселку Муханово, искал стрелка. Грохнуло с левой стороны, пуля вжикнула почти над его головой.
– Интересные дела.
Ерш покосился на него с удивлением. Чего тут интересного? И понял.
Хаунд уже смотрел в другую сторону. На зеленый туман, поднимающийся выше, и на большие черные огромные бочки. На пяток серых теней, выскочивших оттуда и понесшихся к своим.
Выстрел щелкнул еще раз. Только теперь не в сторону Хаунда с Ершом. Через пару
