Проснувшись, Зуб не смог вспомнить – чего ж там за «и» мелькнуло и пропало. Куда сильнее беспокоили сведенные мышцы. Он даже не откинул сидушку, так и провалился в сон, сидя с прямой спиной.
Осень стала совсем ощутимой. Вчера утром еще как-то теплилось осознание всего лишь первого ее месяца. Сейчас, вместе с сырым туманом и промозглым ветром, никаких иллюзий не оставалось. Стало холодно, не за горами недельные дожди и прячущийся где-то на севере снег.
Только даже ему Зуб бы обрадовался. Ведь снег означал бы одно: Зуб жив.
Карта рассказывала про сорок километров. Верить в спокойную дорогу ему хотелось, но казалось смешным. Кусок не лез в горло, но он все же кое-как поел. Три куска сала, сухарь, едва размокший в воде. Нормально, сил достаточно, в себя пришел, пора и в путь. Срок, назначенный в самом начале, вышел вчера. Только не страшно. С Кулибиным Зуб говорил перед самой темнотой. Его ждали все, вся их гоп-компания, выжившая в вероломном нападении. Хитрость удалась.
Знать бы еще, что Хаунд и остальные забыли в Отрадном?
«Ласточка», пофыркивая, ковыляла по влажно-склизкому полю. За ночь земля раскисла, покрышки раскидывали грязь, не отпускавшую неожиданных гостей. Мелькнувшие за перепревшими и начавшими гнить стогами селяне покоя не внушали. Уважение к мужикам с Плеча, понятно, дело такое… Но и заграбастать в хозяйство рабочую машину, раба и его приблуды, наверняка напичканные одна на другую, местным явно хотелось.
Люди оскотиниваются быстро. Это Кулибин сказал еще весной, занимаясь починкой «урагана». Война с Бедой это только доказали. И привести их в норму запросто, уговорами и даже деловыми предложениями, ни хрена не выйдет. В городе, где несколько властей, договориться не могут. А тут, посреди области размером в пару-тройку маленьких европейских стран тем более.
Террор. Полевые суды-тройки. Гарнизоны и патрули. Хаунд и его банда только так видели возможность наведения порядка. Стальной позвоночный столб власти, обросший костяком и мускулами силовиков. Распределение ресурсов под четким контролем и совсем уж жесткий сбор их же. Трудовые лагеря с исправительными наказаниями всем нарушившим законы возрождающейся страны. Дублирующие друг друга органы контроля и третий, присматривающий за ними. Война со спекулянтами и ростовщиками, бандами и зажравшимися начальничками на местах. Проверки, летучки и карательные отряды, топящие в крови любую попытку бунта.
– Все это уже проходили, ебаный ты насос, – ворчал Кулибин, ностальгирующий по доллару за пятнадцать рублей, первому «Настоящему герою», молодости, когда хер стоял и ноги были. – История, обормот, она циклична. Только случись война – тут же вылезают комиссары. И лагеря. Знаешь, откуда у нас в Гражданскую оно появилось? Думаешь, от большевиков? Хера те на воротник, от опыта другой гражданской, Севера и Юга, в стане самого настоящего, а не вероятного, противника. Оттуда оно и пошло, разве что трибуналы с ЧОНовцами случились раньше, во Франции, когда Вандею с жанами-шуанами революционеры гробили. И нас оно снова ждет, поверь мне.
Зуб гнал по трассе, выбравшись с третьей попытки на асфальт. Странно, но дорога оказалась почти отличной. Машина шла ровно, слева и справа тянулись поля с лугами, окаймленный лесом и пролесками. Курганы, подъемы-спуски, но небольшие, иногда открывалось и настоящее приволье, когда отсюда и до края – только желтая степная трава и небо над ней.
Зуб крутил баранку, автоматом переключал скорости, давил на педали и смотрел вперед. И думал. Думы оказывались невеселыми. Потому что Кулибин оказался прав. Не попытались его схарчить всего за неполный световой день, если сложить, только ведьма и Илья с дальнобоями. А остальные, даже не знающие бродягу на «девятке»? То-то… что возвращающаяся жизнь, конечно, это добро. Только кулаки у добра должны быть сильнее и постоянно готовы сломать противника. Даже если противник кажется правым.
Сам Зуб полгода назад только и жил, что грабежами, боями и погонями вместе с Воронами. Шесть сраных месяцев, а в башке уже целая философия с рассуждениями. Крандец, короче.
Да и планы у Хаунда поменялись. С Воронами раскол, с сестрой его споры. Пес не ждал, когда в городе начнется война, не ждал покупателей на его услуги. Расхотел стать своим в правительстве новой Самары, собирающей назад свои волости, и теперь желал быть свободным, взяв свое и не отдавая ничего. И Зуб его понимал.
Когда вокруг бой, то все просто – свои и чужие, враги. Бей и выживай. А отправь его с заданием сюда, например, примучить сельцо, заставить пахать на благо земли самарской, а не единолично, справится ли?
– И в земле меня не удержать…
На земле крестьян удержать тоже сложно. В землю закопать проще. А ему немного расхотелось. Защищаясь, если лезут, да. А вот так… расстроился внутри механизм, казалось все неправильным. Движку вон здорово, молоти и молоти себе, накручивать километры помогай. Только он, Зуб, не движок бессловесный, у него мысли есть.
Проезжая через Черкассы, не удержался. Остановился на мосту, смотрел на реку, спокойно бегущую по своим делам. На еще не утонувшие коряги с листьями, сплавляющиеся вниз, к Самарке. Вот и его так же несет, куда прибьет, выкинет или потопит?
Село лежало вокруг мертвым и немым костяком самого себя. Страшно. Ни дымка, ни человека. Только разваленные дома, упавшие заборы, сгнившие машины и ветер, гонявший подсохшую листву. Все.
Пустота вокруг. Пустота внутри. Зуб гнал по трассе, следя за дорогой и стараясь не думать. Там свои, там появится цель и все встанет на места. Это просто от одиночества и озлобленности на мир вокруг. Непонимание и отторжение, точно. Хренов Кулибин со своими сохраненными книгами и привычкой заставлять их читать. Раньше было проще. Раньше не хотелось думать.
Эдди Зуб заметил издалека. Тот, выглядывая из развалин белого здания, махал ему красным платком-банданой, обычно намотанной на шее. Ну вот и все, конец пути.
«Ласточка», вкатившись во двор, фыркнула, затихая. Как поприветствовала огромного старшего брата-«урагана», знакомого до миллиметра. Кулибин, недовольно осматривающий огромный тракторный прицеп-перевозчик, плевался и ругался. Хаунд заметив Зуба, кивнул и поманил к ним.
И радости никакой нет, только Эдди вон лыбится… Лыбился.
– Молодец, йа. – Хаунд, замотанный по голове, смотрел строго и зло. – А меня сделали короче на несколько сантиметров. Вот.
И положил ладонь правой руки на правое плечо Зуба. На правое? Зуб вздрогнул и…
Хаунд ударил его локтем в голову, вырубив, а не насмерть. Мальчишка еще нужен.
Эпилог
(злой, грустный и с совершенно ненужной удачей)
– Пришел в себя?
Зуб проморгался, ворочая головой во все стороны. В ней, к слову, звенело, да очень некисло. Хаунд, сидя на бочке, смотрел зло и хмуро. А он сам? А он заботливо прислонен к колесу «Урагана». Вот такая вот хреновина
