– Глеб Дмитриевич? – Кто-то из первого ряда обеспокоен затянувшейся паузой.
– Да-да, простите. – Глеб устало потирает кулаком левый глаз. – У меня тоже был… кгхм… свой учитель. Что-нибудь еще?
Десятиклассники молчат. Удивительно, он ведь все предыдущие дни фантазировал, как его начнут гнобить за то, что неуверенно держится или что не умеет изрыгать пламя. Но те, кто должен был оказаться неуравновешенными подростками, больше похожи на смиренных послушников далай-ламы.
Пауза вновь затягивается, воздух становится гуще, дышать сложнее.
– Давайте сделаем так, – командует Глеб, – каждый по очереди встанет и представится. Расскажете о своих способностях, увлечениях, о чем хотите… В общем, начинаем.
Он репетировал эту речь тысячу раз, но реальность все равно нервная и неловкая. Ситуацию не спасает даже обстановка, будто сошедшая со страниц журнала про интерьер: всюду стекло и металл, пастельные цвета, никаких парт – вместо них пять рядов сплошных столов, как в университетах, только не из ДСП, а из настоящего дерева.
Первой со своего места вскакивает девочка с косичками.
– Кристина Ягушева. Мой отец – Числобог, хранитель времени, но, пожалуйста, не просите меня что-нибудь ему передать. В общем, – Кристина достает из-за ворота рубашки крупный золотой медальон, – эта штука называется круголет, и я, можно сказать, являюсь его хранительницей.
– А что он делает? – интересуется Глеб, вполне искренне.
Кристина пожимает плечами:
– Показывает числа. У каждого числа свое значение и свой смысл. Я не могу управлять круголетом, но расшифровывать цифры с него могу.
– И что твой круголет показывает прямо сейчас?
Девочка бережно раскрывает медальон, какое-то время всматривается в изображение, но затем ее лицо светлеет.
– Ноль.
– Что же это значит?
– Ну, ноль – это хаос, – разводит руками Кристина. – Значит, вы идете неверной дорогой. Может относиться к чему угодно: что вас сегодня собьет машина или что вам пора бросить курить…
– Спасибо, Кристина. Можешь садиться. Мы с вами поближе познакомимся, когда будет чуть больше времени, а пока давайте остановимся на краткой презентации. Вас много, а время, как Кристина прекрасно знает, остановить невозможно, даже если очень сильно молить об этом отца.
Другие дети умудряются удивить готового практически ко всему Глеба. Сынишка Хорса, бога солнца, наглядно демонстрирует всему классу, как ловко управляется с электричеством. Искусственное солнышко в мгновение ока вспыхивает в лампочках и тут же гаснет по желанию своего повелителя.
Или Яша Цаплин – сын Матери Сырой Земли, сводный брат Кощея. В помещении показывать свою силу не может, но одни рассказы о том, как он способен одним движением руки перевернуть землю на десятки метров вокруг, внушают трепет.
Эти дети не просто особенные, как Глеб думал до этого. Они уникальные. В их руках такие силы, о которых некоторые не-люди могут только мечтать. И в то же время в них сохраняется невероятно много человечного: чувства, эмоции и, наконец, абсолютная свобода от воли своих необычных родителей. Те не участвуют в их воспитании, не ограничивают правилами и наказами. Они просто делают вид, что этих детей не существует, и возможно, в каком-то смысле так даже лучше для всех.
К концу урока Глеб почти запоминает всех по имени, но это бесполезно, потому что следом его ждут семиклассники и девятиклассники, после которых лица в голове окончательно перемешиваются с именами и после рабочего дня тонут в граненом стакане с вином.
– Я знаешь чего не понимаю? – спрашивает Глеб у Зефира вечером, после ужина в общей столовой.
Он с молодым преподавателем сидит у него в комнате, на полу, как и в первый день их знакомства, и они пьют дешевое вино с бледной этикеткой.
– Ммм?.. – Зефир никак не может оторваться от своего стакана.
Глеб расслабленно прислонился к кровати, стянул с себя ненавистную рубашку и пытается представить, что лежит в джакузи. Глаза томно прикрыты; даже вино он пока не пьет – наслаждается тонким ароматом напитка, который, вполне возможно, молдаване в подвале разбавили водопроводной водой.
– Почему они не могут ходить в обычную школу, с другими детьми? Зачем им этот пансион с такими же полумонстрами, как они сами? С виду вполне себе смышленые ребята.
– Ну ты даешь, – фыркает Зефир, – а еще адаптацию преподаешь. Как тебя такого сюда вообще взя…
Осознав, что болтает что-то не то, географ умолкает на полуслове, но Глеб вроде бы не замечает справедливого упрека или же полностью с ним согласен.
Зефир терпеливо объясняет:
– С виду-то они почти все нормальные, только понятие нормальности, Глебушка, у каждого свое. Для кого-то иметь копытца вместо ног и видеть вещие сны – нормально, для других это – у-у-у! мистика! потусторонние силы! На самом же деле мы с тобой прекрасно понимаем, что масло с водой, как ни старайся, до конца не смешаешь. Вот ты – наполовину человек? – К счастью, он это не утверждает – спрашивает.
Глеб кивает.
– А я – полностью не-человек, – продолжает значительно повеселевший Зефир, – но по факту получается, что находимся в одинаковом положении. Чужие среди своих, свои среди чужих.
– Ты давно не был… там?.. – Глеб не знает, как правильно спросить.
– В Беловодье? Не, я не тамошний. К родичам иногда залетаю, но это бывает раз в пять сотен лет. Я был рожден, чтобы жить среди людей, в физическом облике или бестелесном. Сейчас вот захотелось, так сказать, стать поближе к народу.
Видел Глеб сегодня, насколько этот малец «близок к народу». В столовке он сел рядом с Глебом, у самой стенки, и шарахался от любого звука. Когда бежавший мимо ребенок чуть было не задел его сумкой, учитель географии едва не подавился ложкой от страха, но быстро взял себя в руки, когда осознал, что ему ничего не угрожает.
Обычно алкоголь располагает Глеба к самосожалению, а не разговорам, но в этот вечер ему впервые хочется поделиться своей историей с тем, кто его понимает.
– А я помню только мать. Она умерла в том году, сердце слабое, – торопливо добавляет он, видя, что собеседник пытается задать вопрос. – Про отца никогда не говорила, но там с самого начала было ясно, что он не обычный урод, сбежавший от своей жены. Ну а братец у меня вполне среднестатистический. Живет нормальной жизнью, у него своя адвокатская контора.
– А что с девчонкой?
– Ренатка? – Глеб хмурится. – Да там ничего интересного.
Смотрит в сторону Зефира и понимает, что того окончательно унесло в страну неги и удовольствий. Пепельные кудри разметались по сиденью стула, к которому он прислоняется, сидя на полу; веки опущены, на приоткрытых губах застыл молчаливый стон наслаждения.
– Она мне нравится, – наконец выдыхает Зефир, и Глеб замирает с недонесенным до рта стаканом.
– Чего-о? Ты вообще знаешь, сколько девчонке лет? И вообще…
– Остынь-остынь, не кипятись, – смеется блондин. – Я не в этом смысле. Говорю, хорошая девчонка. Что-то в ней есть
