— …знала, что будет дальше, и не ошиблась. Отец девочки ударил в гроб, и тело Ильи упало на асфальт… И последнее: из машины, остановившейся напротив подъезда, смотрел твой отец. Мы встретились с ним глазами, и он, улыбнувшись, уехал. Вот так, Максим, — все-таки мне нравится твое имя — твой отец рассчитался со мной. Что скажешь?
Максим промолчал.
Ширяева встала.
— В туалет не хочешь? Не стесняйся, я привыкла и умею ухаживать, у меня большой опыт.
Парень покачал головой. Следующий вопрос заставил его надолго задержать взор на лице судьи.
— Расскажи мне о своей матери, — попросила она, снова опускаясь на стул.
— О матери? При чем тут моя мать? Что, она тоже виновата?
— Не думаю. Но это единственный человек, который сможет помочь тебе. Своего отца можешь смело сбросить со счетов.
— Я не знаю, что именно вас интересует. Я даже не смогу точно вспомнить, сколько лет мои родители состоят в разводе. Лет, наверное, шесть-семь.
— Я не буду спрашивать тебя, любишь ли ты свою мать, это видно по твоему голосу, в нем я различаю нежность. Ты часто с ней видишься?
— Хотелось бы чаще, — откровенно признался парень и вздохнул. — Вы хотите встретиться с ней?
— Непременно, — категорично ответила Валентина. — И сообщу, в какое положение попал ее сын. Не беспокойся, я умею не только огорошивать. Конечно, ей придется поволноваться, но без этого не обойтись. Так что, Максим, скоро у меня будут два помощника: ты и твоя мама.
Глядя на парня, ей хотелось отереть с его щеки засохшую грязь. Валентина поднесла к лицу парня носовой платок.
— Плюнь, — попросила она.
— Чего?!
— У тебя грязное лицо, я хочу его вытереть. Пожалуйста, плюнь в платок. А я тем временем расскажу, как ты оказался здесь. Мне кажется, ты забыл, как вышел из дома и тебе на пути встретилась легковая машина.
Максим выполнил просьбу судьи и с бранным словом плюнул в платок.
Валентина вытерла его щеку. Словно любуясь своей работой, отклонилась назад и прищурилась на пленника.
— Вот так гораздо лучше.
— Все-таки вы не своем уме, — повторился парень.
38
Нина Владимировна Клименко пропустила в квартиру мужчину ее лет и, предложив гостю стул, ждала объяснений.
Разведясь с мужем, Нина взяла девичью фамилию, чтобы, кроме сына, ее уже ничто не связывало со Стасом Курлычкиным. Правда, остались воспоминания о тех временах, когда Стас был обыкновенным рабочим на заводе.
Она помнила все: частые пьянки, походы в наркологический диспансер, вызовы врачей на дом, тихое помешательство мужа. Нина жила ожиданием, что в один прекрасный момент Стас свихнется окончательно и ей до конца жизни придется мучаться с ним.
Один раз она ушла от него, казалось, окончательно и бесповоротно. Но вернулась через неделю, обнаружив в квартире жалкую картину: небритого, бледного, больше похожего на покойника, мужа, уснувшего за кухонным столом; на столе бутылки с вином, окурки, зачерствевший хлеб, полупустые консервные банки с килькой; полы грязные, как в подъезде, всюду снуют расхрабрившиеся тараканы; на сковородке битые яйца, давно протухшие — видимо, Стас хотел пожарить яичницу, но либо забыл, либо передумал. Полное безразличие к жизни; нельзя подобрать определение этому пренебрежительному отношению к себе, не говоря уже о семье.
Нина прибралась в квартире, дождалась, когда муж проснется, вызвала такси и отвезла к наркологу. Он полностью восстановился за неделю, а она жила ожиданием очередного запоя. Однако развелась с ним не из-за пьянки — в какой-то степени она привыкла, смирилась, — а потому, что муж, вдруг забыв, кто на протяжении долгих лет вытаскивал его из могилы, откровенно грубо наплевал на нее и ушел из дома.
К тому времени у них появились настоящие деньги, первая машина, трехкомнатная квартира, дорогая мебель. Стас так стремительно взлетел вверх, что удержать его было невозможно. Да и бесполезно. Туда, где теперь он, внезапно переродившись, обитал, нельзя забрать издергавшуюся жену; зато предпринял попытку прихватить сына, и попытка эта оказалась успешной. Нина не знала, остались ли у мужа воспоминания — не о ней, ее образе, но о преданности, заботе; о любви говорить не приходилось. Ей казалось, что она была беременна своим мужем на протяжении многих лет и родила его для другой, отдала совсем в иной мир, а сама осталась одна.
Стас ежемесячно, регулярно передавал ей через сына деньги. Она не отказывалась, но все же ее коробила мысль о том, что деньги, присланные мужем, — не что иное, как плата за успешно проделанную когда-то работу: за то, что она убирала за ним блевотину, возила по врачам, не дала сойти с ума… А может быть, еще больше и страшнее: плата за любовь и преданность.
* * *Нина решила повременить с кофе, вначале нужно узнать причину, по которой появился в ее квартире мужчина, представившийся следователем прокуратуры, поэтому хозяйка молча ожидала, что же последует дальше.
После непродолжительного молчания, мельком показав удостоверение, Маргелов добавил:
— Я работаю следователем в городской прокуратуре. Как давно вы не видели своего сына, Нина Владимировна?
Нина Клименко побледнела. Тут же вспомнился странный телефонный разговор со Стасом: бывший муж отрывисто спрашивал, словно лаял, не у нее ли Максим.
— Что случилось? — спросила она. — Он опять что-нибудь натворил?
Женщина нелегко перенесла весть о том, что ее сына арестовали за изнасилование. Она имела право перенести часть вины за содеянное сыном на его отца, который в буквальном смысле слова переманил сына на свою сторону, или, что более правильно, купил. Но страшнее всего даже не то, что Максим продался, а то, что она не сумела предостеречь его. Значит, и на ней лежит вина за преступление сына. От этого не уйти; и бесполезно "классифицировать", сортируя членов развалившейся семьи: этот прав, этот не очень… Все виноваты.
Перед разводом, еще не подозревая о грядущем предательстве мужа, они всей семьей выбрались на природу: жарили шашлыки, пили сухое красное вино. Стас удивил, сказав о "правиле жизни": белое вино — к рыбе, красное — к мясу. А ведь не так давно пил любое вино, совсем не
