— Женщина, ты что, новостей не слышала? — просипел он, поняв, как пересохло во рту. — Жива твоя чужестранка. Герцог объявил указывающую своим гостем и другом. Сегодня только об этом и говорят. А теперь, если с вопросами покончено, можем ли мы разойтись в разные стороны и больше никогда не встречаться?
Возникла пауза, во время которой Шарэт слышал, как гулко стучит его сердце.
— Я не видел твоего лица. И мне плевать, что происходит во дворце, если это не касается спокойствия Верблюжьего рынка. Моя же смерть лишь всех взбудоражит.
— Разумные доводы. Ты мне ни к чему.
Она тихо ушла, растворившись в ночи, а Шарэт потер горло, чувствуя на пальцах липкую кровь. Он посидел еще несколько минут, тяжело поднялся, оперся рукой о стену, думая, что был прав, когда считал гостей из дворца большой проблемой. Прошло больше месяца, и вот проблема вернулась.
Ну и шаутт с ней. Начальник стражи неспешно пошел в сторону дома, не собираясь полошить своих людей из-за случившейся с ним «досадной неприятности». В некоторые вещи не стоит ввязываться уж слишком глубоко, иначе они затянут тебя еще глубже.
В могилу.
Утром возле Финиковых ворот было, как всегда, оживленно. Множество поставщиков, выстроившись в очередь, ввозили на территорию Небесного дворца товары. Продукты, ткани, мебель, доски и камень, инструменты, воск, свечи, уголь, веревки и ту тысячу и одну мелочь, без которой внутри нельзя прожить и дня.
Сюда же потоком входили слуги, рабочие, уборщики, садовники, каменщики, ткачихи, трубочисты, плотники, банщики и охранники, ночующие и живущие не на территории герцогской резиденции, а в Эльвате, и приступавшие к дневной смене.
Давки не было. Очередь двигалась споро, задерживаясь на входе, где людей, подводы и арбы проверяли стражники, передавая в руки управляющим, кладовщикам, хранителям ключей, начальникам кухонь, руководителям бань и заместителям коменданта.
Шерон успела узнать не всех, но многих из тех, кто собирался внизу. Указывающая с рассветом приходила сюда и стояла на мостике, перекинутом между двух сторожевых башен, прямо над внутренним двором, следя за утренней суетой. Ей нравилось хотя бы так ощущать жизнь города и наблюдать за людьми, которые не видели ее, не знали, кто она, не кланялись подобострастно и не следили за ней.
За спиной негромко кашлянули, и девушка, отвлекаясь от наблюдения утренней жизни, обернулась.
Ярел поклонился:
— Господин Бати хотел бы поговорить сегодня с вами, госпожа. Вы не против, если он зайдет в ваши покои вечером?
— Не думаю, что ему надо спрашивать моего разрешения, — сухо ответила Шерон.
— Таковы правила. Я передам, что вы ждете его. — Воин собрался уходить.
— Почему ты меня ненавидишь? — с любопытством спросила она.
Гвардеец посмотрел на нее с сомнением, но отрицать не стал.
— Вам такое в новинку, госпожа? Ненависть?
— Пожалуй, что так.
Всю жизнь указывающая прожила в мире, где ее уважали, ценили и любили. Даже Клара, если разобраться, не испытывала к ученице Йозефа никакой ненависти.
— В Небесном дворце всегда кто-то кого-то ненавидит, госпожа.
— Я задала прямой вопрос, Ярел.
Он пожал плечами, как бы говоря «ну если вы меня заставляете».
— Вы выродок. Опасная тварь. И когда его светлость наиграется с вами, я вас убью.
Она рассмеялась, обидно для него, делая это специально, понимая, что никогда не найдет дружбы с этим человеком, так пусть Ярел получит хоть какую-то настоящую причину для своей ненависти.
— Хочешь забрать у Бати работу? Я слышала, это он душит тех, кто неугоден герцогу, бирюзовым шнурком, которым всегда украшает запястье. Так что, полагаю, твой меч так и не получит то, чего ждет. — Шерон сделала к нему быстрый шаг и посмотрела открыто и прямо. — Но, если так случится, что мы встретимся при печальных обстоятельствах, обещаю, что убью тебя первой.
— Госпожа. — Его низкий поклон был полон презрения. — Я передам господину Бати ваше согласие о встрече.
Шерон провела языком по зубам, наблюдая, как солдат уходит. Затем, постояв еще немного, отправилась уже знакомым путем в библиотеку, в которой проводила большую часть светлого дня, а после, уже к вечеру, несколько часов занималась фехтованием, пускай теперь и без учителя. Тэо всегда говорил ей, мышцы не должны быть в праздности, им следует напоминать, как работать.
Первое время ее появление в библиотеке вызывало переполох среди почтенных старцев, следящих за книгами. Она не могла задавать вопросы напрямую, спрашивать о том, что ее действительно интересует, понимая — все книги, которые читает, будут отмечены и изучены. Поэтому начала с нейтральных и смежных тем, касающихся истории, мифов, великих волшебников, таувинов и шауттов. Несколько томов «наилюбимейшему другу герцога» запретили трогать. Вежливо, с поклонами, разумеется, но грудью встали на защиту запрещенных книг, которые на следующий день исчезли с полок и больше туда не возвращались. Все, что касалось истории некромантов, оказалось для нее недоступно.
После Шерон перестали беспокоить, и она могла брать с полок книги и читать их, пока не темнело и не начинали болеть глаза. Ни герцог, ни его жены больше не приглашали указывающую на аудиенцию, словно забыли о гостье, и оставалось бы только радоваться, если бы так и случилось, но она прекрасно знала, что подобные люди ни о чем не забывают.
С указывающей всегда ходили служанки, редко две, чаще одна. Вежливые и скромные, услужливые женщины, оживающие, только когда слышали просьбу что-то сделать. Шерон не сомневалась, что они не только помогают, но и наблюдают. Обычно служанки ждали в дальнем конце зала, затем провожали до покоев, которые Шерон отказалась менять, предпочитая оставаться в своей «золотой клетке».
Ей не нравилось назойливое внимание, подобострастность и вечная попытка угодить. Эти глаза в пол, поклоны, раболепный шепот «милостивая госпожа». Для нее, человека свободного, дворцовые нравы казались совершенно дикими и унизительными.
Но сегодня кое-что изменилось, и обычная свита отсутствовала, в последний час Шерон не видела никого из своих ежедневных сопровождающих. Впрочем, она почти тут же забыла
