Автомобиль тронулся.
– Что у тебя в рюкзаке? – с недоверием поинтересовался Ян.
Времянкин вывалил содержимое на сиденье рядом с собой. Ян разворошил кучу рукояткой трости.
– Что это? Телефон?
– Да.
– Давай его сюда.
Эмиль протянул коммуникатор учителю. Ян убрал его во внутренний карман шубы.
– Побудет у меня пока что.
– А если я захочу позвонить?
– В замке телефон все равно не работает. Нужно будет позвонить, скажешь. Придумаем что-нибудь. А это что? – Ян указал на манок. – Пастуший рожок?
– Да, увлекся народным творчеством. Хочу освоить. Думаю, пригодится в будущем. Вдруг решу написать что-нибудь в духе «Весны священной»…
– Стравинский использовал английский рожок, а это примитив какой-то.
– Мне нравится. Хочешь послушать?
– Нет, спасибо.
– К чему этот досмотр, я что-то не понимаю? Я пленник?
– Нет. Конечно нет, но мы обязаны соблюдать осторожность. Никто не должен знать о замке. Это вызовет слишком много вопросов. Согласен?
– Пожалуй. Но, думаю, от пары учебников и дудки вреда не будет.
– Думаю, не будет. Что это за пластинка? Клуб «Лукоморье», – прочитал Ян.
– Кое-что из моих прежних пристрастий. Давно хотел послушать, но не было проигрывателя. Подумал, что Двое могли бы помочь мне с этим. Если ты не против, конечно…
– Я не против.
XXXVI
После ужина Эмиль вернулся в свою комнату с портативным проигрывателем пластинок в руках. Ян придумал для Двоих занятие на весь вечер, поэтому мальчик временно остался без опеки. На третьем этаже не было никого, кроме Эмиля. Идеальный момент, чтобы попытаться призвать ворона.
Запустив пластинку, Времянкин сделал звук погромче: задребезжали струны, застучали барабаны, запели голоса. Пространственная мелодия заполнила собой всю комнату. Эмиль достал из рюкзака манок, вынул из кармана брюк три куска хлеба, которые ему удалось стащить со стола во время вечерней трапезы, открыл дверь комнаты и, дождавшись сильной доли в музыке, подул в мундштук. Ничего не произошло. Эмиль дождался очередного музыкального акцента и продудел во второй раз. Снова ничего.
– Черт! – нервничал Времянкин.
В третий раз подул он в манок и уставился на пустой дверной проем. Сердце мальчика колотилось в груди, над верхней губой проступил пот.
– Ну же! Ворон, миленький, давай, – шептал мальчик.
Внезапно из коридора на порог комнаты спланировал ворон.
– Мяу, – молвил он и, потряхивая правой лапкой, вошел в покои Эмиля.
Мальчик был рад птице. Он широко улыбнулся, вытер рукавом пот с лица и подбежал к двери. Затем выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, закрылся в комнате.
Ворон запрыгнул на кровать. Он заметно исхудал и потерял прежний лоск, от чего вид его сделался еще более хулиганистым. Эмиль положил перед птицей хлеб и принес из ванной комнаты стакан с водой. Мальчик поглаживал почтаря по головке, пока тот подкреплялся.
– Бедолага… Давно ты тут?
Эмиль взглянул на цевку корвуса и обнаружил у самой лапки сгармошенное кольцо липкой ленты. Он узнал свой скотч. За время, которое ворон провел в замке, лента успела обрасти мусором и пылью. Но записки на месте не было. «Значит, тебя перехватили с моим письмом, – рассуждал мальчик. – Дочь обвязывала послания нитью, а это мой скотч. Давно ты здесь мыкаешься, похоже». Эмиль аккуратно снял с птицы старую ленту и, пока ворон ел, приготовил новое послание. В письме был тот же вопрос: «Как тебя найти?»
Снарядив письмоносца новым сообщением, Времянкин открыл окно. Оно оказалось зарешеченным. В этот момент в дверь постучали. Эмиль вздрогнул и тут же принялся судорожно протискивать корвуса сквозь узкие щели между прутьями.
– Потерпи миленький, ты поместишься, – бормотал мальчик.
Стук усилился. Руки Эмиля дрожали.
– Минуту! – крикнул он.
Птица с трудом пролезала через решетку. В дверь уже колотили. Наконец ворон оказался на свободе. Он упорхнул в ночь, только его и видели. Времянкин побежал открывать дверь, которую, казалось, вот-вот вышибут.
На пороге стоял разъяренный Ян. Он держал в замахе сжатый кулак, предназначенный для дубовой преграды.
– Ты издеваешься? – крикнул он.
Не дожидаясь ответа, Ян прошел в комнату прямиком к проигрывателю. Он убавил звук втрое.
– Почему так громко?! – возмутился учитель.
– Разве это громко? Я всегда так слушаю. Не хотел тебе мешать, извини.
Эмиль прошел к кровати и запрыгнул на покрывало, к разложенным учебникам и тетрадям.
– Чем ты тут занимаешься? – с подозрением спросил Ян и принялся оглядывать комнату.
– Математика. Шестой класс. Сложение отрицательных чисел.
Мальчик закрыл учебник, продемонстрировав Яну обложку. Тот, даже не взглянув на книгу, прошел в ванную комнату, бегло осмотрел ее и вернулся к ученику.
– Дверь-то зачем закрывал? – чуть успокоившись, спросил он.
– Ты понимаешь, у меня привычка такая… Врубаю музыку, раздеваюсь до трусов и занимаюсь своими делами. В одежде тело не отдыхает, – сочинял на ходу Эмиль. – Ты начал стучать, я пока оделся, пока дошел…
– Ясно. Не закрывай больше. Никому нет дела до твоих трусов.
– Ладно. Не буду.
– Завтра утром поедем к врачу, исправим твою переносицу. Так что не засиживайся допоздна.
– Может, оставить как есть? Мне слегка надоело это смазливое лицо. Так я выгляжу более мужественно, опасно даже.
– Ты должен дышать ровно – это важно. Ничто не должно тебе мешать. Здесь даже обсуждать нечего. После врача будем репетировать. Отдыхай.
Ян направился к двери.
– Представляешь? – остановил его Эмиль. – В парикмахерской мне сказали, что мы с тобой похожи.
Ян посмотрел на ученика. Времянкин улыбнулся.
– Как думаешь, похожи? – спросил он.
– До завтра, Эмиль.
Ян вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Эмиль упал на мягкое покрывало.
«Ты молодец!
Скажешь тоже.
Нет, правда, я горжусь тобой. Ты освободил ворона. Большое дело сделал.
Что ж, спасибо!
Что дальше? В замке нас больше ничего не держит.
Пока я рядом с Яном, я знаю, чем он занят. И могу в некотором смысле контролировать его действия. Может, удастся узнать, где он прячет Суму, и выкрасть ее… Еще надо выяснить, что в пристройке. Дождусь, когда все стихнет, и попытаюсь проникнуть туда.
А ты не трус! Я в твоем возрасте не был таким отважным», – вел внутренний диалог Эмиль.
Мальчик вынул из нагрудного кармана рубашки небольшой снимок, на котором были запечатлены его родители. На цветном фото – мужчина и женщина на скамейке в парке в летний день. Обоим лет по сорок. Они сидели вполоборота к камере, снимавшей их с тыла. Над досками скамеечной спинки возвышались их плечи и смеющиеся профили.
«Хорошая фотография! Ее сделал я. Правда, если ты хотел получше разглядеть их лица, нужно было выбрать другой снимок.
Я торопился. Взял первое, что попалось под руку. Они выглядят счастливыми здесь… Какими они были? Расскажи, пожалуйста.
Хм… Они были хорошими людьми, отличными родителями… Иногда веселыми, иногда строгими, когда это требовалось. Нам с Аленой определенно повезло с ними. Мы росли в любви и заботе. Что еще?
Расскажи, как они старели.
Хмм… Они с достоинством
