Не успел Времянкин развить свою мысль о возможно «несчастной» судьбе Мелании, как появился Ян. Он подошел, положил руку на плечо мальчика и, выпучив глаза, одобрительно покивал головой. Пока учитель и ученик шли через гостиные ко входу в зрительный зал, рука Яна так и лежала на плече Эмиля. Он словно вел своего подопечного и вместе с тем оберегал его. Другую руку Ян держал в кармане брюк, отведя правую часть пиджака за спину. Он шел выпрямившись, мимо конкурсантов, ожидающих своей очереди, и их педагогов. Как мудрый маэстро, он щурился, то ли от боли, то ли от усталости, и, без намека на радость, взирал сквозь окружающих. Он шел приосанившись, вальяжно, выбрасывая перед собой начищенные носы черных туфель – гордый ментор в неизменной белой водолазке под шерстяным пиджаком. Вот он – мегапатрон. Альфа-самец закулисья. В его горделивой поступи было что-то инстинктивное, обезьянье. Эмиля забавляла напыщенность Яна, и в то же время он воспринимал такое поведение наставника как похвалу за хорошую работу. Это была важная оценка. По мнению Эмиля, Ян тонко чувствовал музыку и, при всей своей внешней чудаковатости, обладал редкой способностью отличать неподдельные эмоции от имитации чувств.
По итогам второго тура в конкурсе осталось десять детей. Времянкин снова занял первое место, опередив Меланию Журавлеву всего на один балл. Ян, Алена и Эмиль отметили промежуточную победу ужином в приятном кафе в центре города и затем отправились в отель на такси.
В холле Алену снова ожидал Аркадий. Она и в этот раз осталась с ним. Ян и Эмиль разошлись по номерам.
Развалившись в кресле под торшером, Времянкин читал «Ночь перед Рождеством» Гоголя. Внезапно, от порога до центра комнаты, по ковру проскользил конверт. Кто-то прокинул его под дверь. Почти сразу послышался тихий стук. Тук, тук, тук.
– Открыто! – отозвался Эмиль.
Никто не вошел. Мальчик отложил книгу, сполз с кресла и направился к двери. Когда он выглянул в коридор, там никого не оказалось. Эмиль вернулся в номер и поднял с пола конверт.
На титульной стороне синей пастой было выведено: «Эмилю». Он вынул из конверта листок, очевидно вырванный из блокнота, и прочитал короткое послание, написанное от руки.
Я знаю, кто ты. Нужно поговорить.
Крыша отеля. Через пятнадцать минут.
«Кто?! Что?! К чему такая таинственность?» – судорожно соображал Эмиль. Время было уже позднее, да и место встречи вызывало вопросы, – все это выглядело очень странно. Времянкин думал, как поступить, лихорадочно перебирая в голове различные варианты. В итоге решил, что домыслы лишат его сна и лучше поскорее разобраться, в чем дело. Он положил конверт вместе с запиской на кровать и быстро оделся. Перед самым выходом Эмиль начал сомневаться, брать ли с собой конька или оставить булавку в номере. Вергилий был приколот к рубашке, надетой на нем. Там и остался. Эмиль прыгнул в ботинки, набросил куртку и покинул номер.
Поднявшись по лестнице до последнего этажа, Времянкин обнаружил выход на крышу. Он дернул за ручку двери, оказалось, не заперто. Это был длинный, просторный чердак, с косым потолком, укрепленный деревянными балками. Судя по всему, данное помещение не обслуживалось. Температура на чердаке почти не отличалась от уличной. Изо рта шел пар, щеки пощипывал мороз. Здесь не было своего освещения, но через окна в крыше проникал свет от уличных фонарей и неоновых вывесок соседних зданий. Холодные, переливающиеся лучи заставляли поблескивать летящую пыль и дрожащие нити паутин, прилипших к деревянным распоркам. Все, что находилось между окнами крыши, утопало во тьме. Свет и тень чередовались на полу, словно клавиши рояля. На чердаке было несколько голубей. Они сидели на подоконниках, прижавшись друг к другу, и мерно урчали.
Эмиль осторожно продвигался в глубь помещения. Деревянные доски пола скрипели под ногами. Остановившись напротив ближайшего окна, Эмиль оказался в луче света.
– Ау… Есть кто-нибудь?
Времянкин прислушался. Вглядываясь в темные места мансарды, тянущейся метров на десять вперед, мальчик боязливо двинулся дальше. В самом конце чердак уходил влево. Эмиль добрался до угла, заглянул за него и повернул в продолжение помещения. Он вдруг почувствовал табачный запах. Остановился.
– Ау?
Времянкин слышал только шум, доносящийся с улицы и все тех же воркующих голубей. Дойдя до очередного окна, мальчик встал в свет, поднял голову и взглянул на ночное небо. У этой стороны отеля не было соседних зданий, поэтому за освещение в данной части мансарды отвечала полная луна. Внезапно послышался шорох. Эмиль резко повернулся на звук, донесшийся откуда-то из глубины помещения, из неосвещенного участка. Времянкин замер.
– Кто здесь? Покажитесь! – потребовал он.
Метрах в пяти от мальчика, на уровне его головы появилась маленькая оранжевая точка – шкворчащий в темноте уголек. Он слегка увеличился и снова затих. Эмиль тут же додумал, что невидимый курильщик, должно быть, сидит – иначе объяснить невысокое нахождение уголька относительно пола он не мог.
– Ау? – вполголоса произнес Времянкин.
Сразу за этим в свет влетела густая струя дыма. Быстро разросшись до размеров приличной дубины, она ударила Эмиля прямо в лицо. Мальчик поморщился и отмахнулся. Вслед за дымом из темноты возник силуэт – это была Мелания. Она остановилась у окна, бросила окурок на пол и придавила его своим дутым сапожком. При полной луне ее образ делался еще более опасным. Рыжие пакли оттеняли часть белоснежного лица. Из-под серебристого пуховика торчала пижама.
– Ух ты! – удивился Эмиль.
В левой руке у Журавлевой была маленькая металлическая фляжка. Девочка отпила из манерки и протянула ее Эмилю.
– Хочешь?
– Что это?
– Ванильное молоко с ромом. Точнее, ром и немного молока.
– Нет, спасибо. Не рановато ли, для спиртного?
Мелания сделала еще один глоток, поморщилась, закрыла фляжку и убрала ее в карман пуховика.
– Перед сном самое время. Чтобы спокойно отключиться, не думая ни о чем. С моими мыслями трудно расслабиться, знаешь ли. Это серьезное напряжение. Много стресса в такой жизни. Думаю, ты понимаешь, о чем я.
– Конкурс отнимает много сил, я понимаю. Но у тебя молодой здоровый организм, полный энергии, который способен справиться самостоятельно.
– Я не об этом. Ох, ну ладно, давай по-другому. Словно в игру играем. Кошмар!
