– Представляешь, мы разбогатеем, – говорил он. – Будем жить в свое удовольствие, делать все, что вздумается.
Она кивала. Держитесь, богатеи-купцы! Скоро храбрый барабанщик пробьет зорю на вашем брюхе. Да, о деньгах я тоже подумывал, они нужны были, чтобы отправиться в путь, бежать подальше отсюда, от Йорна, Матиаса, Йера и всех врагов. Набить карманы и выйти в море, почему бы нет?
Вот только мне не давали покоя мертвые глаза старого Браза.
Неужели я предам его второй раз?
– Нет, Арно, я не могу. Шпионить, ловчить – все это я делаю для Йорна. Не от хорошей жизни, поверь. Мне и так тяжело. Но я бы продолжал помогать вам чем могу. Я очень хочу быть доктором Вшивой крепости.
К моему немалому удивлению, он протянул мне руку. Это тоже был закон Вшивой крепости: если тебя приняли в свой круг, твои недостатки тебе прощаются. В глазах Арно я был трусом. Саския демонстративно отвернулась.
– Хорошо, Гвен. Мы и без тебя справимся. Но просто приглядывать за таможней и ее делами – это ты можешь для нас сделать?
– Я постараюсь.
Песочные часы Абрахама
Силде открыла дверь и обняла меня. Поставив на стол угощение, мед и сыр, она села напротив и смотрела, как я ем. Мне показалось, что ее что-то тревожит. Не горе и не беда, но все же что-то подернуло серым обычную веселость ее повадки. Наконец я нарушил молчание:
– Йорн сказал, ты хотела меня видеть…
Она кивнула.
– Ты теперь редкий гость… Я слышала, ты делаешь успехи у старого Абрахама. Скоро станешь доктором…
– Это Йорн вбил себе в голову… а я всего лишь знахарь.
– Странный ты знахарь. Он мне сказал, что Даера у тебя больше нет. Твоего пибила. Как ты обходишься без него?
– Даер…
Застигнутый врасплох, я не находил слов. Я смирился с его гибелью. Такой пичуге не выжить в лисьей пасти. Силде наклонилась ко мне, ожидая продолжения. У нее были широко расставленные глаза, зрачки черные, бархатистые, а радужки светло-голубые, блестящие от прозрачных капель. Невозможно было устоять перед этим ясным взглядом.
– Идем, я тебе кое-что покажу.
Она уже встала и открыла дверь кухни. При доме Йорна, как при большинстве городских домов вдоль канала, был внутренний сад, выходивший на зады соседней застройки. Пройти туда можно было через дворик, вымощенный красным кирпичом, где умещались только колодец и дровяной сарай. Силде направилась вглубь фруктового сада. Она приподняла соломенную крышу старого, давно брошенного пчелами улья и запустила руки в его чрево. Когда она выпрямилась, в руках у нее был комочек перьев. Она положила его в мои раскрытые ладони, и я вздрогнул, почувствовав, что он шевелится. Я не верил своим глазам: в плачевном состоянии, весь помятый, но это был он, никаких сомнений, это был Даер. Не знаю, каким чудом удалось ему спастись от зубов, схвативших его в ту ночь. Силде промыла его раны. Я погладил пальцем ощипанную шейку. Он жалобно пискнул и щелкнул клювом. Бедный пибил.
– Ты расскажешь мне, Гвен?
– Я думал, он погиб… его схватила лиса… считай, на моих глазах.
– Ты говорил другое.
– Нет, это правда. Я винил в его гибели Йорна. У меня были на то причины.
– Какие же?
– Во-первых, он снова подсадил Даера на солирис, а мне таких усилий стоило избавить его от этой зависимости. Потом… Только Йорну об этом не говори: я забрался в один дом… чтобы украсть оттуда карту. Там я и потерял Даера.
– Карту? Не понимаю…
– Силде, ты ему не скажешь? Я видел на ней мою родину, Бретань. Я должен сделать все, чтобы туда вернуться.
Она задумалась. Потом печально покачала головой.
– Я всегда знала, что ты хочешь бежать. Но у тебя не получится. Это невозможно, Гвен, невозможно. Летучая таможня повсюду. Она существует не столько для того, чтобы не допускать чужестранцев в Двенадцать провинций, сколько для того, чтобы препятствовать местным жителям их покидать.
– Ты не скажешь ему?
– Нет, Гвен, не скажу, обещаю.
Сердечко Даера колотилось в моих ладонях. Я поднес его к лицу, легонько подул на хохолок. Пибил склонил головку набок свойственным ему движением, таким забавным и трогательным. Он исхудал, и мои пальцы обнаружили, ощупывая перья, небольшую вмятину на грудке и три или четыре кратера-шрама там, куда вонзились лисьи клыки. Кожа вокруг этих прорех затвердела, образовав неприятные на ощупь мозоли. Но легкие не пострадали, густое оперение смягчило укус, и ни одно ребро как будто не было сломано. Я не мог, однако, понять, почему раны оказались такими неглубокими. Лисе достаточно было сжать челюсти, чтобы перемолоть эти хрупкие косточки и хрящи. Так или иначе, пибил ухитрился застращать Рыжую, быть может, изрыгнув залп кухонной латыни, на которые он был такой мастак. Хищница с перепугу и выпустила добычу. Чертяка Даер!.. Из задумчивости меня вывел голос Силде:
– Я нашла его в углу сада два дня назад. Насквозь промокшего. Полумертвого. Он искал тебя, это точно… Тот дом далеко?
– Да, – тихо сказал я. – На другом конце города. Долгий, очень долгий путь для слепой птицы, десятки каналов по дороге, не говоря уж о зверье, его повсюду полно…
Я положил Даера в карман жилета, и он привычно распушился в своем любимом убежище. Меня переполняло восхищение его мужеством. Силде больше ничего не сказала. Она не ерошила мне волосы, как прежде. Но ее лицо, внимательное, полное света, надежно хранившее тайну, которая связала нас, не оставляло у меня сомнений. Я знал, что она меня не предаст…
Она стояла на пороге и, когда я уже ступил на мостик, переброшенный через канал, окликнула меня. Я тотчас обернулся.
– Гвен!
– Да?
– Ты еще заходи, не откладывай надолго…
Я в ответ помахал ей рукой.
Я отправился на урок к Абрахаму Стернису. Даер спал, отдыхая от пережитого. Мне так его не хватало, со всеми его претензиями и скверным характером. Я продолжал исписывать тетрадь за тетрадью, штудировать книгу за книгой, старый ученый позволял мне вволю рыться в своей библиотеке. Доставая с полки одну из книг, я случайно задел целую кипу, и она рухнула на пол с ужасающим грохотом, подняв облако пыли. Абрахам Стернис оторвался от своих расчетов, нахмурился, кашлянул в кулак, поправил очки и снова уткнулся в бумаги. Я присел, чтобы собрать с пола книги. Огромный том, погребенный под этой лавиной, словно дожидался, чтобы я освободил его из бумажного склепа. Я положил его на письменный стол, подивившись, какой же он тяжелый. Открылась пергаментная обложка цвета слоновой кости, запахло зверинцем и лесом.
Это был трактат о черепахе. На первой странице был изображен скелет со всей костной механикой, поддерживающей величественный купол панциря. Затем шли различные органы, и для каждого неведомый мне
