Нет. Рожественский не стал рисковать. Как только прозвучал сигнал о выходе на огневую позицию, объявил стрельбу по готовности и, приказав врубить прожектора, удовлетворённо проговорил:
– Не подвели! – Когда снопы света, практически и не выискивая, упёрлись в борт какого-то японского «Мару». Уже обречённого.
Навели заведомо всё, что было по борту, и даже носовая башня главного калибра уставилась в ожидаемую темноту, естественно без приказа на открытие огня.
Рожественский услышал, как Игнациус начал ему что-то говорить, но его голос потонул в многоголосье орудий.
Били меньшим калибром, стараясь смести настройки и антенны, и-и-и-и!!!
…И заплясало в пятнах света, во вспышках орудий сполохами частых попаданий, заклубилось хаосом ночи, дыма и огня!
Лучи прожекторов забивались пороховым выхлопом собственных выстрелов. Посудину раздёргало на фрагменты, но это лишь казалось – дымину сносило в сторону, снопы света прорезались, освещая цель… та стояла на воде, целёхонькая, и только-только занялись первые пожары, выедая надстройки, торчащую кособоко мачту.
Артиллерийский офицер зафиксировал всплески перелётов. Ни одного недолёта. Что немудрено. Несколько снарядов вмазали в высокий полубак.
Японцы словно и не попытались дать какой-то спасительный ход своему судну.
Вдобавок таки рявкнули им под корму шестидюймовки, наверняка разворотив румпельное и дейдвудное отделения.
И тонуть вспомогач, вопреки опасениям Рожественского, не спешил.
Сидящие там, внизу, в радиорубке телеграфисты доложили, что работу чужого передатчика не зафиксировали. И понятно, что её уже не будет, после такой дробилки. Стрельба захлебнулась адмиральским окриком.
Удивительно, но видимо ошеломлённые, застигнутые врасплох японцы не сделали ни единого ответного выстрела. Впрочем, в первоначальной неразберихе этих вспышек могли и не заметить, но в броненосец точно ничего не прилетало.
«Суворов» выписывал неторопливую циркуляцию сужающимся радиусом, удерживая в ярком световом пятне избитого несчастного, которого и противником-то не назовёшь – не те весовые категории.
Несмотря на приказ задробить стрельбу, какие-то ухари снова стали палить.
Рожественский выматерился:
– Прекратить стрельбу! Мать их так, разэдак! Мажут косорукие… с такого-то расстояния.
Скороговоркой заорал в переговорное устройство артофицер.
Наконец тявкающая где-то там, в районе юта, пушчонка заткнулась.
«Мару» горел. В воду прыгали люди. Подле борта даже виднелась чудом уцелевшая шлюпка, принимавшая людей из воды.
– Всё, – намеренно будничным голосом сказал адмирал, – пусть шлюпка отойдёт на безопасное расстояние, и топите это корыто. Пленных на борт.
Им уже семафорили «плыть к броненосцу». Но те и сами понимали, что другого спасения в холодных водах не будет, направив шлюпку к нависающему невдалеке тёмному силуэту, спеша, словно боясь, что их оставят тут – вёсла в свете прожектора мелькали белыми рёбрами вверх-вниз, шлёпаясь всплесками в воду.
Теперь шестидюймовки ударили под ватерлинию. «Мару» накренился, но тонуть упрямо не желал.
– Что вы делаете? – Рожественский полуобернулся, только сейчас заметив, что один из связистов-«ямаловцев» пристроился в стороне, поднеся какую-то штуковину к самому остеклению рубки.
– Хроника, – ответил тот, стараясь говорить тише.
Но адмирал уже отвернулся, приказав командиру корабля:
– Прекратить. Только снаряды на эту лохань гробим. Мину ему… какова дистанция? Вижу уже ближе…
– Три с половиной!
– Так и бейте, как борт покажет.
Заминки не возникло – Игнациус предвидел подобный сценарий, кивнув минному офицеру. Приказ убежал переговорным устройством. Стреляли из подводных бортовых. Самодвижущейся не промазали.
Судно подкинуло нос вспучившимся столбом воды, и носом же стало неторопливо погружаться. Там что-то клокотало, пенилось, бурлило… матросы-прожектористы с упоением отслеживали агонию судна, удерживая в пятне света.
– Такая моська для нашего слона, – проговорил Игнациус, стараясь не вкладывать сомнительные интонации.
Однако Рожественский услышал:
– Полноте вам ёрничать. Начинается с незначительного, дай-то бог закончим «Микасой». И дух какой-никакой подняли у матросов. – И, несмотря на лёгкость этой маленькой победы, вспомнил о незадачливой одиночной пальбе с юта, вмиг впав в раздражительность: – Но это ж надо, мазать с полумили. Косорукие! Узнать, кто стрелял столь бездарно, и наказать! А в целом, по экипажу – чарку.
* * *Время ночи подходило к остатку. За ночь отряд Рожественского сместился к северо-западу, став в двадцати милях от входа в бухту Провидения.
Потопленным вспомогательным крейсером оказался «Никко-Мару» водоизмещением в пять с половиной тысяч тонн. Пленные, не особо упрямясь – окоченевшие, из ледяной воды, подтвердили: «Да! Капитан (который погиб при ночном обстреле) говорил о ещё одном крейсере, нагнавшем их дозорный отряд». Который никто из команды в глаза («узкоглазые» – личное от переводчика) не видел. И подтвердили – что-то они слышали о каком-то судне, стоящем в бухте, но не более.
В общем, всё сходилось. Ждали утра, сменив вахты, дав покою головам и нервам, поумерив волнение и возбуждение короткого боя (честно уж – избиения… но поделом).
А иные офицеры даже жалели несчастных японцев…
Не знали господа-благородия про избиваемые броненосной толпой одиночные послецусимные русские корабли. Не знали. Не вякали бы…
Из подвахтенных на «Суворове» всё никак не мог угомониться лишь офицерский состав, задымив сигаретами кают-компанию, с разрешённым подобревшим Рожественским шампанским, подначивая друг друга с «великой победой», но всё одно излучая довольствие, обсуждая перспективы. И только самые прозорливые спрашивали себя; «как же это их с ледокола навели посреди ночи прямёхонько на цель?»
Никак не мог улечься командующий, не удержавшись и тоже стаканом «отметив» первую удачу – а коньяк его, как правило, бодрил. Вот и крутился в койке, перескочив в мыслях с приятного на насущное.
Вчера был долгий сеанс связи с Петербургом, и Авелан поведал о новых обстоятельствах, связанных с подкинутыми британцам фотопластинками. По данным имперской разведки, англичане клюнули на дезинформацию, оперативно информировав японских союзников. Теперь Рожественский получил новую вводную.
Признаться, адмирал пока не видел (отсюда, от самого Беринга), как можно использовать приманку «Осляби», поймав на броненосный кулак двух его «бородинцев» какую-нибудь крупную рыбу. Авелан уверял, что сейчас над этим ведётся работа.
Единственное, в чём утвердился Зиновий Петрович, что теперь следует «Ослябю» и «Смоленск» выдвигать в авангард, пряча дымы остальных кораблей.
А ещё связь! Без дальней связи спланировать и
