Джим, посасывая коктейль (ещё продолжает посмеиваться немного), открывает дверь в свою каюту.
Спок, явно только после душа, с влажными ещё волосами и поблёскивающими влагой перьями, лежит на кровати в одном полотенчике и что-то читает. Голографическая страница, наклонно мерцающая в воздухе, совершенно точно не на стандарте: коммандер свободно читает на восьми языках и четырёх вулканских диалектах, а иногда, после какой-нибудь бетазойской научной статьи или орионского стихотворного трактата, обращается к Джиму разными неземными словечками. Один раз Кирк полчаса ржал с андоррианского «я тебя люблю», пока Спок не сунул ему переводчик с этой фразой и Джим не узнал перевод. После чего резво заткнулся. Это было первое признание коммандера.
Господи Спок
Быть таким противозаконно
Джим осторожно заходит в комнату, тянет коктейль через трубочку. А когда Спок поднимает глаза, у Кирка почти перехватывает дыхание.
Вот так у них обычно всё и начинается. С вот такого… тёмного жаждущего взгляда.
– Доктор запретил, – выдыхает Джим, выпуская трубочку изо рта. Он действительно чувствует себя уставшим… но как же хочется. И голосок внутри – такой тоненький, противный, говорит: «Ну разочек-то, ну что с разочка-то будет».
Взгляд Спока тут же меняется.
– Ты болен?
– Нет, просто истощение организма. Пере… старался.
Джим отставляет стакан на одну из тумбочек, садится рядом со Споком и целует его. Целоваться им точно можно – хотя Боунс и это мог запретить, из вредности-то.
Спок целует его только слегка и отстраняется.
– Тогда нам следует ограничить количество контактов. Почему ты не сказал мне, что чувствуешь себя плохо?
– Потому что я не думал об этом.
Джим как будто пьян от этого «нельзя». Он проводит пальцами по щеке Спока, сглатывает – и валится на кровать на спину. Не видишь Спока – меньше хочешь трахаться.
– По поводу видео мы поговорили. Он сказал, что Хан к нему неравнодушен, но всё под контролем.
– Хорошо. – Спок убирает все голографии – Джим краем глаза видит, как гаснет мерцание голубоватых голографических страниц. Потом ложится рядом, устраивая нижнее чуть раскрытое крыло под собой, перьями слегка задевает капитана, Джиму приходится завернуть одно своё на себя, как одеяло. Спок мягко обнимает его, гладит по перьям. От влажных волос коммандера пахнет мятно-травянистым, как в солнечный, но прохладный летний день. Их перья шуршат друг о друга.
– Я всё же прошу тебя просмотреть видео до конца, Джим, – говорит тихо. – Мне важна твоя безопасность.
– Не очень приятно видеть, как твоего друга домогается сверхчеловек, знаешь ли…
Джим вытаскивает падд – злополучное видео всё ещё стоит на паузе – и воспроизводит его заново.
Хан прижимает палец к подбородку МакКоя.
МакКой говорит о сказках и… влечении к своему полу?
Они отлетают друг от друга, когда открываются двери турболифта.
А потом Хан и вовсе скрывается в каюте доктора.
Джим молчит, когда видео заканчивается. Ему сейчас даже сказать нечего. МакКой не мог ему врать – не мог же? – но как тогда объяснить это всё?
Спок его не тревожит. Он просто лежит рядом, на боку, слегка обнимая и прижимая к себе и утыкаясь носом в его волосы. Споку не нравится запах Джима, вообще запахи людей, но он сам признаётся, что иногда запах именно Кирка действует на него умиротворяюще.
– Я всё же выберу верить ему, – Джим ставит падд на сон и откладывает. – Я должен. Ты поддержишь меня?
– Я нахожу доверие вопреки фактам нелогичным, Джим. – Легкая щекотка в волосах, шорох, и виска касаются суховатые губы Спока. – Но принимаю твоё решение верить в рамках общей нелогичности твоей расы.
– Ты смотри, какой логичный.
Джим берёт его руку. Прижимается губами к его изящным сильным пальцам. Возможно, Споку было бы лучше знать о том, что эксперимент с изменением сверхлюдей провалился. Но это даст ему ещё больше поводов нервничать из-за Хана и не доверять Боунсу. Пусть лучше так.
Альфа-смена началась для Хана… нехарактерно. Одна из научниц, упорно отводя глаза, передала ему записку. Попросила передать доктору МакКою. Но ни от кого записка, ни что в ней написано, не сказала. Хан бы отказался, не будь ему нужен повод зайти к доктору лишний раз. Как будто за прошедшую ночь доктор мог самостоятельно лишить себя крыльев – глупость, конечно, но как хотелось зайти и увидеть собственными глазами, что они на месте, прекрасные, жёсткие, отливающие сталью.
К тому же, Хану просто хотелось его увидеть. Ему нравилось наблюдать за доктором.
Записку Хан по пути развернул. Он хотел знать, что какой-то неизвестный пишет Леонарду. Но там была только странная химическая формула Vo+LiK(Sol2)+ArKak=ZBS. ArKak было жирно подчёркнуто одной линией, ZBS – двумя, а снизу написана дата – через неделю от сегодняшнего дня. Положим, Li – это литий, K – калий (их соединение вообще возможно?), Ar – аргон. А остальное-то что? Если это шифр, то это самый странный шифр на свете. И было бы время на расшифровку, но его не было.
Что ж, хорошо.
Хан уверенным шагом зашёл в медотсек, не обращая внимания на взгляды – доктор как раз отчитывал за что-то кудрявого лейтенанта Павла Чехова.
– Пашка, ты хоть понимаешь, как сейчас больно будет? – возмущался доктор, надевая перчатки. Желтоватая тонкая резина плотно облегала его руки. Чехов сидел на кушетке, понуро склонив кудрявую голову. – Понимаешь, потому что это уже в третий раз. И не делай мне тут жалобные глаза, сам знаешь, что обезболивающее бесполезно! А перья где повыдирал? До крови, чтоб тебя!
– Я думал, что прокатит, – бормочет бледный лейтенант с сильным акцентом, косясь на его руки в перчатках. – Серьёзно, думал, залезу на эту duru…
Хан прислоняется к стене, наблюдая за этой картиной. А ведь и правда – он же думал, что ему нужен осведомитель по делам на корабле. Лейтенант Чехов – идеальная кандидатура. Судя по чатам, он всегда в курсе слухов, и при этом крайне умён.
Доктор в это время легонько ощупывал неестественный выступ на его крыле, на месте сустава, что соединял кости крыльного предплечья и кисти.
– Так, dur своих будешь при Сулу поминать. Готов?
Чехов сжал губы и кивнул.
Под громогласное «BLYAT’» доктор правой рукой дёрнул золотистое крыло лейтенанта на себя, левой “вдавливая” выступающую кость на место. Должен был быть ещё и хруст, но его из-за вопля никто и не услышал бы. А сам лейтенант сейчас сидел и тихонько подвывал от боли.
Доктор, придерживая крыло, второй рукой ласково прижал его лохматую голову к себе.
– Ну, нормально
