Завидел Боунса, помрачнел ещё сильнее и махнул рукой.
– Ко мне зайди.
– О-о, нет уж, – отозвался МакКой в тон ему мрачно. – Давай поговорим у меня. Не при гоблине, прости меня великий остроухий бог.
– Да он бы вышел. Хотя…
Пожав плечами, Джим направляется к каюте МакКоя быстрым и уверенным шагом.
Внутри было темно и почему-то холодно. МакКой не помнил, чтобы ставил освещение на «сумерки». Пашка наронял на ковёр сухих листьев, когда уносил их вместе с мусором. От него же на столике осталась пустая кружка и надкусанная шоколадка в ярко-золотой фольге.
– Свет на двадцать процентов, – скомандовал Боунс, опускаясь на диван. – Садитесь, дорогой капитан.
Дорогой капитан уселся, огляделся, подтянул шоколадку к себе. Отломил дольку. Ну да, это же Джим Кирк, всё, что видишь, надо в рот тащить.
– То, что куратором ты быть уже не можешь, ты, наверное, и сам понял, – он закидывает дольку в рот.
МакКой кивнул. А что тут скажешь?
– Он обо мне заботится. Как о части своей семьи. Я не ожидал такого, да никто, пожалуй, не ожидал.
– А я за тебя опасаюсь. Я помню, да, ты сказал, он безопасен… – Джим поднимает глаза, – но это Хан. Он сильный, умный, и он избрал тебя своей целью. Почему? Чего он добивается?
Крылья напомнили о себе тянущей ломотой в костях. Такая бывает при гриппе.
– Я этот вопрос ему задавал раз за разом, потому что не мог поверить, но… Да к чёрту! Если ты просыпаешься в чужой каюте накрытый пледом и узнаёшь, что за тебя уже попросили отгул – что ты подумаешь? Я вот не знаю, что думать. Пускай назначают нового куратора и он уже разбирается, что к чему. И Джим, космос тебя кометой выеби, прекрати жрать шоколадку! Её Пашка притащил, она может быть с апельсиновым наполнителем! Или корицей – не знаю, что, к чёрту, хуже.
– Естественно, Пашка, твоя была бы с коньяком как минимум, – он отламывает ещё одну дольку. – А вот назначат нового куратора – и ты-то что планируешь дальше делать? Оборвать общение? Продолжить?
– Жрать прекрати, – сказал Боунс без особой надежды. – Не знаю. Если допустить на минуту, что ему действительно по какой-то причине нужен я… не по той, чтобы захватить корабль и всех убить, то что будет, если я вдруг самоустранюсь из его жизни?
– Да забудь ты про него, а. Я сейчас о тебе говорю.
Жрёт. Ловит его хмурый взгляд, отламывает дольку и протягивает.
– На, проверь и успокойся. Просто шоколад с кусочками сушёной клубники.
– Верю, себе оставь. Ты же до сих пор не опух.
МакКой проигнорировал это «ты», стянул с подлокотника подушку и смял её у себя на коленях, уперев в мягкую поверхность локти. Крылья продолжали ныть. А он – что? Что говорить? Хочет ли он броситься в объятия к сверхчеловеку, который обещает ему на полном серьёзе заботу, защиту и безопасность? А даже если и да – готов ли рискнуть безопасностью своей семьи? Ответ однозначный…
– Ничерта подобного, – пробормотал вслух.
– И почему всё обязательно должно быть сложно, да? – Джим усмехается, катая шарик из фольги в своих ладонях. – Ты не против, чтобы я сам с ним поговорил на эту тему? Может, что новое проскользнёт.
– На какую ещё тему?
– Боунс, не дури. На твою тему, конечно.
– Я против. Но тебя это разве остановит? – МакКой кивнул на шарик фольги в его руке – всё, что осталось от почти целой шоколадки.
– Да почему. Пока это остаётся вашим личным делом – разбирайтесь, как хотите. Я просто за тебя переживаю.
Джим кладёт шарик на стол, бьёт по нему кулаком, и от шарика остаётся выпуклый в обе стороны диск.
– В том-то и дело. Когда личное перестаёт быть личным, и когда можно вмешаться, чтобы не навредить, – МакКой подумал про Чехова с его «любовью» и ощутил себя бесконечно уставшим. Эта та усталость, от которой сон не поможет, разве что сон под хорошей такой дозой виски с колой. – Ладно, Джим. Два дня мне на все отчёты, потом отсылаю их командованию, потом они назначат нового куратора. Может быть, Хана вообще уберут с твоего корабля.
– Сам-то в это веришь? Убрать Хана – это почти благодеяние, а кто нам его окажет после провала с планетоидом?
Джим со вздохом поднимается. Сейчас по нему и не скажешь, что пух ещё не вылинял, тени под глазами как… ну не как у самого МакКоя, ладно. Просто как у взрослого.
– Дай мне знать, когда отошлёшь всё. И это… – мнётся чуть, – ты в эссе про крылья что напишешь? Решил уже?
МакКой возвёл глаза к потолку. Этого ещё не хватало. Крыльные эссе. Но своё он давать Кирку на «глянуть» совершенно точно не собирался.
– Пашка, умник, в конференции полчаса распинался, что написал нечто в духе «крылья нужны, потому что иначе на увольнительных со многих деревьев не достанешь фрукты, а Кинсер не делится стремянкой». Врёт, точно говорю.
– Да чтоб тебя, Боунс, сколько можно переводить на других, когда я про тебя спрашиваю, – кажется, он слегка разозлился. Но только слегка, потому что сразу скис. – Я без понятия, что писать. «Крылья нужны потому что они классные» – дурь же, я и сам чувствую.
– Дурь, – МакКой ухмыльнулся. – Напиши, что не готов отказываться от крыльного массажа своим первым помощником, что это лучшим образом влияет на повышение работоспособности, ну вы понимаете…
– Возьму и напишу, – он хмуро берёт подушку с кресла и швыряет её в МакКоя. Но так. Без энтузиазма. – Хоть какая-то причина.
====== Кому лучше отдавать сыворотку накануне своей возможной смерти ======
Сверхлюди не особенно любили тайное общение, считая, что первое их оружие – сила, второе – ум, и только третье место отводили хитрости. Но свой особенный язык всё же разработали. Тайный язык жестов, практически незаметный постороннему глазу – движения пальцев, губ, даже моргания были в его арсенале.
При помощи этого тайного языка
