Они всё ещё жили в старые времена – во времена великих сражений, завоеваний, воинской славы и преклонения людей перед ними. И всё ещё считали, что их улучшенный генотип обеспечит им быструю и лёгкую победу в любом сражении с менее совершенными людьми.
Раздумывая над этим, Хан понимал, насколько несовершенны были они, дети генетики и войны. Их наделили потрясающими способностями и потрясающим же самомнением, граничащим со слепотой. И не было заслуги самого Сингха в том, что он смог прозреть – в этом была заслуга Маркуса, пробудившего его раньше всех и познакомившего с нынешними возможностями людей. Этот урок был жестоким, зато полезным. Но некому было преподать его сверхлюдям, пробуждённым недавно… а Хан не хотел их смерти в бессмысленных попытках захватить Флот. Это были его люди. Его семья.
Он посвятил переосмыслению ситуации почти всю альфа-смену – работал, общался с напарницей, фиксировал интенсивность размножения бактерий, а параллельно со всем этим думал, думал…
Изначально здесь было множество выходов. Ничего не делать и посмотреть, что у них получится. Это – выход для слабых. Поддержать Вольга и остальных бунтовщиков, захватить Энтерпрайз и столько кораблей, сколько выйдет, а потом – либо покинуть Федерацию, либо умереть как воины, захватывая её. Это было привлекательно. Снова ощутить эфемерную сеть власти, захватывать, убивать, гордо идти по трупам. Только теперь Хан понимал, что всё это было не более, чем пшиком для Федерации. Он и его команда уже были на плохом счету, это было понятно по общению с доктором – их попросту уничтожат издалека. И их, и тех, кто к бунту причастен не был. К тому же, предать Леонарда… Хан не мог этого сделать. Всё в нём противилось идее причинить Леонарду боль – особенно сейчас, когда его допустили ближе к себе. К своей семье, своей оранжерее, в конце концов. Хан не мог предать его доверие.
Варианты написать анонимный донос или попытаться играть на два фронта Сингх даже не рассматривал. Он никогда не был трусом. Именно поэтому он выбрал то, что выбрал – рассказать о намечающемся бунте. Время пришло. Это было единственным шансом спасти его людей. Если не всех, то большую их часть.
Закончив работу в научном отделении где-то в середине бета-смены, Хан отправился к каюте доктора. И застал капитана выходящим из неё. Взгляд, которым капитан смерил его, слабо поддавался трактовке, но всё же Хан улыбнулся в ответ… почти дружелюбно.
– Капитан, – он склонил голову в приветствии.
– Джон, – капитан застыл у дверей Леонарда. – Доктор МакКой планирует снять с себя кураторство. Вы знаете, почему?
– Я догадываюсь. И не собираюсь обсуждать это с вами, – Хан собрался пройти к двери, но капитан преградил ему путь. Вот теперь в его глазах явственно читалась злость.
– Слушай, ты, – прошипел он, подходя опасно (для себя) близко, – Боунс – мой близкий друг. И что бы ты ни задумал…
– Это не ваше дело, – холодно прервал его Хан. – И я очень советую вам, капитан, сейчас идти в свою каюту и ждать нашего с Леонардом визита. Нам будет что вам рассказать.
– Что ты имеешь в виду? – Капитан Кирк сделал ещё один шаг вперёд и оказался почти вжат в Сингха. – Будь хоть сто раз сверхчеловек, ты на моём корабле. Ты член моего экипажа.
– У вас замечательная память, капитан. Когда я читал устав, я это тоже заметил. – Хан не глядя включает интерком на двери Леонарда.
Доктор открыл не дистанционной командой – сам. Выглянул, оглядел их двоих – в особенности разъярённого капитана Кирка.
– Так, – сказал мрачно, – если это сватовство, то где Чехова с балалайками и водкой потеряли?
– Не смешно, – сказал Кирк.
– Я не смеюсь, чёрт вас побери! – доктор встопорщил перья. – Просто уже не знаю, чего ждать!
– Боюсь, мне тоже не до шуток, доктор, – Хан разворачивается к нему, игнорируя капитана, топорщащегося крыльями. – У меня разговор к вам. Капитана он тоже касается, но сначала я поговорю с вами наедине.
– Джим, подожди. А ты – не будешь говорить при нём, если я попрошу?
Хан теплеет взглядом.
– Если вы попросите, я сделаю что угодно. Но и я прошу вас – выслушайте меня наедине, Леонард.
И видит краем глаза, как перья капитана встопорщились резко сильнее, а потом так же резко опустились.
– Чего? – спрашивает он тихо куда-то в пустоту.
– Детский сад, вот что. Ладно: у вас минута. У тебя – рассказать, а тебе – подождать. – Доктор нетерпеливым жестом махнул внутрь каюты. – Быстро.
Когда за крыльями Хана закрывается дверь каюты доктора, он медленно проходит на середину комнаты, сцепляет пальцы позади себя.
– Это касается моих людей, доктор. – Сингх не смотрит в его сторону. Он понимает, что сейчас, спасая жизнь своим, предаёт их. – И моей встречи с Вольгом. Вы уже догадываетесь, о чём пойдёт речь?
– Да неужели… Мы полночи анализировали видео с вашим разговором, – сказал доктор. Он остался стоять у двери. – И ничего.
– Что это за шифр, который можно разгадать? – Хан горделиво вскидывает подбородок. И смягчается. – Вы бы и не смогли, конечно. Вольг передал мне, что восемнадцать наших людей нашли способ связи и сейчас ожидают моей команды, чтобы начать захват. Но я не хочу их смертей, доктор. А они будут.
Хан сжимает пальцы, сцепленные за спиной. Ему больно сейчас.
– Это мои люди. Моя семья. Они глупы и не понимают законов вашего времени, сил, которыми вы обладаете сейчас. Они пойдут на риск и погибнут, захватив с собой и остальных – все они попадут под опалу, все семьдесят два. Я не могу допустить этого. Поэтому я сейчас стою перед вами, а после буду стоять перед капитаном и рассказывать это.
– Семьдесят три, – медленно и тихо произнёс доктор. – Да, ты прав. Вы под дулами фазеров ходите почти в буквальном смысле. Я благодарен тебе за рассказ. Эта информация поможет избежать жертв. Один вопрос только... Ты понимаешь, что этим отрезаешь себя от них навсегда? У нас не будет времени выдумывать обходную версию для командования.
Чуть склонив голову набок, Хан смотрит на него неподвижным взглядом. Он знает, что тот поймёт.
– А есть ли что-то, чего вы не сделали бы ради своей семьи, Леонард?
– Ладно, –
