– Конечно, знаю.
– Ко мне прислали четыре. Бой шел недолго, никто из егерей не ушел, нет у меня привычки отпускать тех, с кем я веду бой, живыми. Только трофеев было мало, оружие да форма. Эти гады умными оказались, технику в стороне оставили. Перебив их, я собрался и поехал дальше. Недолго проехал, обнаружил окапывающийся полицейский батальон. Тоже полнокровный, техники не было, но были пушки и минометы. Уничтожил батальон полностью за час, даже немного трофеев взял, из артиллерии, остальное облил бензином и сжег. Наступила ночь, это позволило мне оторваться от преследования. Двигался всю ночь и некоторое время утром, после чего встал на дневку. Решил пообедать. Представляешь, немцы меня снова нашли и сами ко мне вышли, подполковник шел по полю к лесу, где я разбил лагерь, и махал белой тряпкой. Решили пообщаться. Это был один из офицеров, что занимался уничтожением подполья на Украине, партизанских отрядов и диверсионных групп. Очень умный тип, я с ним разговаривал. Так вот, знаешь, что он попросил?
– Что? – не выдержал тот.
Если другие офицеры слушали меня с явно скептическим выражением лица, – кстати, двое обходили с фланков, отрезая мне путь к выходу, – то старлей слушал как раз ну очень внимательно. Я же говорю, умный он.
– Он попросил больше не убивать немцев. Очень вежливо. Мне нравится, когда люди умеют просить, тот офицер это делал с достоинством и верой в себя. То есть нормальный такой мужик, характером чем-то в меня. Так вот, он аргументировал просьбу тем, что один раз я немцев не тронул. Было такое, простых работяг и солдат я не трогал, оставлял в живых, остальных уничтожал. Это карателей, эсэсовцев и летунов. Летуны мне больше всего не нравились. Помню сорок первый, когда я вместе с погранцами чистил тылы наших армий от немецких диверсантов. Постоянно летали, расстреливая колонны беженцев, санитарные колонны или госпитали. Тот подполковник попросил немцев не трогать, но… на остальных ему было плевать. Просил он только за своих. Что я буду делать с полицаями, литовцами и другими народностями, которые им служат, ему было все равно, главное – немцев не трогать. Знаешь, я дал ему такое общение. В результате немцы сделали вид, что меня нет, и я спокойно завершил свои дела, не отвлекаясь на них. Так вот, встает вопрос, если я за несколько минут уничтожил два полнокровных батальона, причем готовых к бою, с тяжелым вооружением, то что мне может сделать кучка вооруженных офицеров, из которых двое тыловиков, а остальные имеют кое-какую начальную подготовку?
– Парень, мы внимательно выслушали ту чушь, что ты нес, не впечатлило, – сказал майор.
– Ты их усыплял? – спросил старлей.
– Ты действительно очень умный, – с заметным уважением протянул я. – Да, именно так… Как я понимаю, вам нужно доказательство моих профессиональных качеств? Товарищ майор, у вас, как я вижу, в руках классическое табельное офицерское оружие РККА, ТТ. Предлагаю выпустить в меня весь магазин. Цельтесь в корпус, не хочется, чтобы кто-нибудь позади меня пострадал.
– Позади тебя никого нет, там гардероб, – усмехнулся майор. – Предложение интересное, но я буду стрелять по конечностям.
– Милости просим.
Тот выстрелил и удивленно посмотрел на безмятежного меня. Я даже не дернулся, то есть никто этого не заметил, настолько я был быстр. После этого ТТ в руках майора загрохотал, пока затвор не встал в заднее положение. Никогда я еще не замечал к себе такого ошеломленного внимания. Показав открытые ладони, на которых лежали пойманные пули, кстати, горячие, я высыпал их на пол. С шумом, как от града, те простучали по паркету зала.
– Как видите, убить меня очень сложно. Надеюсь, на этом попытки прекратятся, потому как если вы решите продолжить действовать в этой манере, то в этот раз работать так же аккуратно, как в вашем управлении, я не буду. Вполне возможно, все, кто попытается меня взять, умрут. Да нет, не возможно, точно умрут. Я очень не люблю, когда в меня целятся из оружия, а когда я чего-то не люблю, то нервничаю, когда нервничаю – злюсь, а когда злюсь, то люди вокруг меня начинают умирать. Надеюсь, я внятно и понятно пояснил суть моих претензий? Опустите все же оружие, не люблю, когда в меня целятся, а когда…
– Все-все, мы поняли, не надо повторять, мы опускаем оружие, – отреагировал старлей. И, сделав большие глаза, явно на что-то намекая, посмотрел на майора. Кстати, последний уже перезарядил свой пистолет.
Тот, подумав, нехотя кивнул и убрал оружие в кобуру, после чего офицеры стали собираться группкой, а майор спросил:
– Хотелось бы знать, что вы еще замыслили совершить в городе? Да и вообще, что за причина заставила вас вернуться сюда?
– Хм… – задумчиво протянул я. – Пока особых планов не было. Разве что встретиться со Сталиным. Я для того и пришел в ресторан, решил через одного из чиновников передать весточку, а раз тут у нас получилась такая встреча, то могу передать и через вас. Это не сильно надежно, но хоть что-то. Кстати, надо было тому вашему коллеге, что уже убежал за помощью, сообщить об этом. Чем быстрее организуется встреча, тем лучше. Если что, я за своим столиком.
Распорядитель сразу поверил, что я распорю ему брюхо, а я реально собирался так сделать, зол был на то, что тот меня кинул с ужином, между прочим, оплаченным. Представляете, пока я шел к столику от входа в зал, где стоял все время, пока общался с офицерами НКВД, трое официантов застелили новую скатерть, быстро раскидали тарелки и подали новое блюдо, то самое, что я заказал – шницель из говядины. Куда делись главарь шайки и его подручный, я не заметил, вроде через кухню ушли, что-то такое было, отметил краем зрения.
Осмотрев стол, я покосился на бледного распорядителя – тот еще немного, и затрясется от нервного напряжения – и кивнул.
– Ладно, живи. Только это я не заказывал, – указал я на десерт.
– Подарок от ресторана. Бесплатно.
– Хм, спасибо, – удивился я, после чего
