– О каких именно странностях ты говоришь?
– К ней в голову приходят довольно необычные идеи, а свои проблемы она решает порой нетрадиционными способами, ты согласна со мной? – Он жестом показал на мою щеку.
С этим было не поспорить.
– Я не стану включать ее в список людей, которым отправлю открытки на Рождество, это точно. Так что, мм… – Я задумалась, изо всех сил стараясь изобрести что-нибудь такое, что заставит его полностью расколоться. – Почему бы тебе не закрыть глаза на ее странности, раз уж между вами есть «взаимопонимание»?
– Ну, я об этом как-то не думал, но должен признать, мы с ней хорошо провели время. – На его лицо вернулась самодовольная улыбка.
– Значит, вы должны сегодня с ней встретиться, учитывая, что это будет ее последний вечер здесь? Почему бы вам немного не выпить, пока ты будешь помогать ей паковать вещи?
Он рассмеялся фальшивым смехом:
– У меня другие представления о веселом вечере, это уж точно.
– Правда? А почему бы и нет? Она дала тебе от ворот поворот?
– Нет! С какой стати?!
– Понятно. Даже тебе трудно иметь с ней дело, правда? – И я удостоила его сладчайшей улыбкой.
– Просто мне не хочется тащиться отсюда в Норт- Шин. – Он внезапно замолчал и сконфузился. Я чуть вздернула бровь.
– А где это, Роб? Норт-Шин. Она там живет? И завтра утром отправится туда на поезде?
Он выглядел загнанным в ловушку.
– Ты о чем? Я ничего подобного не говорил!
Я улыбнулась про себя. Роб как на духу выдал мне то, что я хотела знать.
Он какое-то время молчал, болтая остатками пива в стакане. И наконец посмотрел на меня.
– Ты считаешь себя ужасно умной, Алекс, но ведь это у тебя такое разноцветное лицо.
Он допил свой напиток и поставил стакан точно посередине стола.
– Рад был повидаться с тобой. Мы славно выпили и поболтали. Без обид, а?
– На что? На что мне обижаться.
– Ты сама все знаешь. – Он встал, и мне неожиданно стало холодно в его тени. – Увидимся.
Я смотрела, как он идет прочь, со смешанными чувствами: некоторым раздражением и разочарованием, но более всего – с торжеством. Кэтрин обманула меня. Где-то, не так уж далеко отсюда, мой амулет ждет меня. А вместе с ним Кэллум.
Тактическая ошибка
Я знала, что сделаю следующим утром. Позволить себе упустить Кэтрин я не могла. Если она сядет на поезд, идущий в Лондон, амулет будет потерян для меня окончательно и бесповоротно, словно его и в самом деле раздробят камнем. Ночью я не спала, пытаясь вспомнить детали того, что видела в тот день сквозь дождь. Было так пасмурно, что для нее не составило труда выдать фальшивый амулет за настоящий. А если я считала, что он уничтожен, то уже не было никакого смысла гоняться за ней и дальше. Оливия была права: Кэтрин – это воплощение зла.
Я изучила расписание и вышла из дома задолго до отхода поезда. Предыдущим вечером Джош вернулся домой поздно, но мне удалось избежать длинного разговора с ним и залечь спать. Было ясно, что фестиваль оказался хорошим; Джош выглядел усталым, и когда я просунула голову в дверь его комнаты на следующее утро, крепко спал. Я оставила ему записку и поспешила на станцию.
Даже в шесть утра вагон был полон людей, направлявшихся на работу. Все они выглядели одинаково несчастными, и все молчали. Выбираясь против течения из поезда на платформу в Норт-Шин, я раздумывала над вариантами дальнейших действий. Мне повезло в том, что здесь был только один вход – узкий мост, ведущий на платформу посередине. Я расположилась так, чтобы видеть всех, кто идет по мосту, прежде, чем они заметят меня. Для некоторой маскировки я натянула на голову капюшон худи.
Спустя несколько часов и бесчисленного количества поездов, подъезжавших и отъезжавших, мое внимание привлек отблеск солнечного света на чьих-то волосах. Знакомое темное золото заставило мое сердце екнуть при виде головы на мосту. Я поплотнее натянула капюшон, когда она повернулась, чтобы спуститься на платформу.
Это была Кэтрин в огромных темных очках и с небольшой сумкой на колесиках. Сумка, по всей вероятности, не была тяжелой, поскольку она с легкостью преодолевала с ней большие пролеты ступенек и выглядела уверенно и элегантно, когда катила ее к билетной кассе.
В ту секунду, что она исчезла у меня из вида за маленьким зданием, я побежала к скамейке на платформе и достала газету. Низко склонившись, я подняла ее так высоко, как только это было прилично – я не хотела, чтобы меня приняли за плохого сыщика. Краешком глаза я наблюдала за тем, как она прошла мимо кассового окошка и вышла на платформу. Она посмотрела на информационное табло, а потом на часы. Амулет мне был не виден, я с трудом преодолевала искушение прыгнуть на нее и повалить на землю. Я собиралась следовать за ней до тех пор, пока мы не окажемся в каком-нибудь более уединенном месте, и потребовать его обратно. Физически я была довольно слаба, но знала, что ее желание обладать амулетом не шло ни в какое сравнение с моим. Я могла одержать победу, и когда я посмотрела бы ей в глаза, она поняла бы, что шансов у нее нет. Просто мне были не нужны многочисленные свидетели, и потому я засунула сжатые кулаки в карманы и стала ждать.
Она застала меня врасплох, когда села на поезд, идущий из Лондона, а затем я чуть было не упустила ее, сошедшую с поезда в Ричмонде. Я не успела осознать, что это она, но увидела огромные очки и поспешно покинула поезд. Она стояла на платформе и изучала карманное расписание. Я увернулась от людей, идущих по платформе, и, нырнув за старую будку контролера, следила за ней через грязное стекло, не слишком беспокоясь о том, что меня тут обнаружат.
Она пропустила два поезда, и я начала было думать, что она меня узнала и теперь играет со мной в какие-то игры. Но тут у платформы остановился скорый поезд. С минимальным числом остановок он шел до Ридинга, а там можно было сделать пересадку на линию в Уэст-Кантри – это был быстрый способ добраться до Корнуолла, минуя Лондон. Кэтрин села на поезд, и я тоже – через пару вагонов от нее. Я была начеку, потому что боялась, как бы она опять не вышла из поезда, но она благополучно прошла в вагон.
Наступило время решать, что делать. Какой-то путь поезд проделает без остановок, так что деться ей некуда, но и мне, когда я отберу у нее амулет, будет некуда бежать. Хотя было уже поздно беспокоиться
