– И что же ты сделал?
– Я тоже могу громко кричать, особенно если подкрадусь к кому-то незаметно. – На его застывших чертах лица появилось что-то вроде ухмылки. – Ее поведение наверняка показалось посетителям того паба очень странным, ты уж поверь мне.
– Правильно. Так ей и надо.
– Она заслужила гораздо большего, но, к несчастью, оказалась способна очень хорошо мне противостоять. – Он помолчал, вспоминая тот вечер. – Мне нужно было возвращаться в собор, но первым делом утром я вернулся к тебе, надеясь, что ты все еще спишь. Я хотел достучаться до тебя во сне, но не был уверен, получилось у меня это или нет. И было так ужасно видеть тебя там и не иметь возможности общаться. Поскольку я понял, что в школу ты не пойдешь, то занялся выкачиванием мыслей, а затем вернулся, чтобы провести остаток дня с тобой. У тебя были ужасные синяки. Я готов был убить ее!
Я помнила, как рассматривала свои синяки и ссадины в большом зеркале, и тут Джош тоже увидел их.
– Мне повезло, что она не попала мне прямо по голове, – сказала я, – иначе я снова оказалась бы в больнице.
– Не смей так говорить! – Кэллума передернуло от этой мысли. – По крайней мере о тебе заботились Джош и Грейс, охраняли тебя. – Он немного помолчал, а потом улыбнулся: – Значит, ты рассказала обо мне Грейс?
Я кивнула:
– Мне нужно было поделиться с кем-то – я сходила с ума, пытаясь справиться со всем этим в одиночку. Надеюсь, ты не против.
– С какой стати? Меня потрясло то, что ты заставила ее поверить в свой рассказ, не имея ни единого доказательства.
– Это было таким облегчением. – Пришла моя очередь улыбаться. – Знаешь, ей очень хочется познакомиться с тобой. Она бы была сейчас здесь, если бы не давно запланированный визит к бабушке с дедушкой. Вместо этого она снабжала меня информацией, когда та была мне необходима. К счастью, она действительно терпеть не может Кэтрин.
– Я рад, что у тебя были помощники. Я знал, что Кэтрин не слишком приятная особа, но не мог предположить, что она – воплощенное зло, готовая к тому же убивать.
– Они с Робом два сапога пара. Злобная такая парочка. – Я потрясла головой, стараясь отогнать от себя неприятные мысли. – Значит, после этого ты постоянно следовал за мной?
– Да, я был рядом, когда ты бродила по Ричмонду. Я знал, что она не выпускает тебя из виду, я чувствовал амулет, но не мог придумать, как привлечь твое внимание, и потом, когда она говорила с тобой на набережной, ну… – Он глубоко вдохнул. – Когда она сказала тебе, что я пылаю яростью, то сильно приуменьшила мое состояние.
– Это был ужасный момент, совершенно ужасный, – согласилась я, думая о том дождливом дне, когда решила, что надежды ни на что хорошее у меня не осталось. И не смогла удержаться от того, чтобы дотронуться до амулета – проверить, по-прежнему ли он в безопасности на моем запястье.
– После всего этого я превратил ее жизнь в ад, поверь мне.
– Я не понимаю одного – почему она так взъелась на меня. Ведь у нее все мои воспоминания, и благодаря мне она снова стала человеком. Так что же ее так достает-то?
– Хотел бы я знать. Когда она носила амулет, я не спускал с нее глаз, но, оказалось, она не способна радоваться хоть чему-то. Конечно, желательно было бы видеть ее ауру для полной уверенности в этом. Она производит впечатление человека в глубокой депрессии.
– В поезде она сказала мне кое-что очень странное; это все, мол, моя вина, это я рассказала обо всем Робу, и потому все и завертелось. Но все равно непонятно, почему она меня так ненавидит. Ерунда какая-то.
Кэллум нахмурился:
– Возможно, она хотела сказать, что ты не должна была найти амулет?
– Нет, это должно иметь какое-то отношение к воспоминанию, которое забрала Оливия. Она так и не подсказала тебе, что же это такое?
Кэллум молча помотал головой.
– Не дала ни малейшего намека?
– Нет, она очень напугана.
– Бедный ребенок! Я все время забываю, что это не то же самое, что произошло, когда Кэтрин забрала все мои воспоминания, а ты сделал копию, чтобы спасти мне жизнь.
– Это не обычное впитывание, это полное стирание, и это совсем другое. Когда кто-то забирает память полностью, воспоминания выходят цельными. Это, должен сказать, немного удивило меня. – Он на секунду замолчал и прижал меня к себе еще крепче. – Именно поэтому мне удалось сохранить твое воспоминание о нашем острове. – Он поцеловал меня в ухо и улыбнулся.
Я улыбнулась ему в ответ; ему тогда нужно было хоть одно хорошее воспоминание, чтобы сохранить рассудок, и он поменял наши воспоминания местами. Так что теперь мы оба точно знали, как относимся друг к другу, и никто никогда не сможет убедить нас в обратном.
Неожиданно я ощутила чувство вины, оттого что мои мысли уходят в сторону; у нас имелись проблемы, которые необходимо было решить.
– Оливия не говорит хотя бы, какие чувства у нее вызывает украденная у Кэтрин мысль? Может быть, это нам поможет?
– Я не могу попросить ее даже попытаться сделать это; ей сейчас действительно очень нелегко. Каким бы ни было это воспоминание, что бы там Кэтрин ни затаила в своем извращенном сознании, это настоящий яд. И Оливия, разумеется, чувствует себя в ответе за происходящее.
– Но с какой стати? Это вовсе не ее вина. Позволь мне поговорить с ней.
– В данный момент она не настроена на то, чтобы говорить с кем-либо. Но теперь, когда я знаю, что ты в безопасности, я могу попытаться помочь ей разобраться с собой, так что со временем мы всё должны узнать.
Мое сердце болело за нее, и мне хотелось сделать что-то такое, что облегчит ее юную жизнь.
– Скажи, что я ее очень люблю, когда увидишь ее, хорошо? Скажи, что Бисли скоро вернется и мы снова будем гулять с ним.
Кэллум слабо улыбнулся:
– Я передам ей все это, и, надеюсь, ей станет лучше.
Какое-то время мы молчали, погруженные в свои мысли. Я не могла вообразить, чем же я так разозлила Кэтрин и как это теперь связано с Оливией. Я разрывалась на части: бо́льшая часть меня испытывала облегчение, оттого что Кэллум снова со мной и что трудности, что стояли перед нами, в основном решены. Но другая моя часть страдала из-за того, что случилось с Оливией. Она
