– Тогда поторопись. – Он двинулся к арке. Какой-то корешок учтиво сдвинулся в сторону, освобождая дорогу. – Подозреваю, что расстояние, которое твои крошечные человечьи ножки смогут покрыть, будет разочаровывающе невелико. К тому же мы уже задержались на целый час.
«Ну и кто был в этом виноват?» – подумалось мне.
И тем не менее, пробираясь следом за ним сквозь заросли ежевики, рассыпающиеся от малейшего прикосновения, я бросила взгляд на аккуратную кучку листьев и веточек, которые он вытащил из моих волос, и невольно улыбнулась.
Мы шли мимо тонких белоствольных берез, чьи желтые листья мерцали и потрескивали на ветру, как золотые монеты. Мы шли мимо вьющихся между мшистыми холмиками ледяных ручьев, чья вода была молочного цвета от талого снега. Мы шли мимо ясеней, опавшие листья которых собрались у их корней, как сорочка, сброшенная девушкой. Олень и лань остановились, чтобы смерить нас взглядом и снова скрыться в светлом тумане, отбрасывая на него воздушные тени.
Первым неприятным зрелищем на этом пути стал расщепленный дуб. Когда-то давно в него ударила молния, и ствол был весь испещрен черными пятнами; куски коры вздувались и блестели бусинками застывшей смолы. Несколько темных листочков все еще цеплялись за нижние ветки. Грач остановился перед деревом. Среди берез оно казалось неуместным, зловещим и как будто наблюдало за нами. Мне стало тревожно, и я не решилась подойти к нему ближе.
– Это врата к тропе фейри? – спросила я, обходя дерево стороной по хрустящей листве.
Грач взглянул на меня, потом зашагал дальше.
– Да. Но мы туда не пойдем.
– Вам запрещено брать туда людей?
– О, нам это вполне разрешено. Но я не нахожу это целесообразным.
Под этими словами он мог иметь в виду что угодно. Возможно, дополнительное усилие истощило бы его силы; или он не хотел оповестить о нашем присутствии других, недружелюбных фейри. Он не выглядел готовым отвечать на расспросы, и я не видела, как ответы могли бы помочь моему делу, поэтому не стала допытываться.
Время перевалило за полдень. Солнечный свет пробивался сквозь листву, покрывая землю пятнами и узорами, которые я бы нашла очаровательными, если бы не была так озабочена растущим чувством дискомфорта. После вчерашней скачки у меня болели бедра и ягодицы. Я была вся грязная; ноги покрывал слой глины, а к юбкам, затвердевшим от конского пота, пристали колючки. Пахло от меня отвратительно. И, боже, как мне хотелось есть.
Тем временем Грач выглядел все так же, как ночью, когда он только появился на пороге моего дома. Его сапоги сверкали, и на плаще не было заметно ни единой складки. Только его волосы были взъерошены, но они выглядели так всегда, так что не стоило брать это в расчет.
Мы подошли к длинной насыпи, сразу за которой начинался овраг. Грач грациозно спустился вниз, пока я шуршала листвой, скользя по краю. Не особенно преуспев, я уже нахмурилась и решила съехать вниз на заду, когда краем глаза вдруг заметила, что Грач протянул мне руку. Я не очень хотела прибегать к его помощи, но это все равно было лучше, чем выставить себя на посмешище. Я вложила свою ладонь в его. Мы, судя по всему, могли касаться друг друга без лишних слов, если инициатива исходила от меня.
Его кожа была холодной, а хватка – обманчиво легкой. Он помог мне спуститься по насыпи, а потом – подняться наверх с другой стороны оврага, как будто я была не тяжелее перышка. Когда мы оба добрались до вершины, у меня вдруг заурчало в животе. К моему ужасу, это было не просто урчание: мои внутренности издали поистине громогласный рев, закрепив сообщение серией тягучих, визгливых завываний.
Грач обернулся и посмотрел на меня испуганно. Потом, осознав, в чем дело, понимающе улыбнулся. Это было занятно: большинство фейри не понимали концепта нашего голода, во всяком случае, не до конца. А раньше он говорил, будто когда-то уже пытался взять человека с собой на тропу фейри. Неужели он уже путешествовал с людьми?
Если честно, я должна была догадаться раньше. Все-таки в его глазах крылась человеческая скорбь, а это чувство могло быть ему знакомо только по одной причине.
– Я ничего не ела со вчерашнего ужина, – сообщила я, когда мой желудок наконец-то смилостивился и соизволил затихнуть. – Не думаю, что смогу идти дальше без еды.
– Только вчера?
– Уверяю, большинство людей не привыкли обходиться без еды целые сутки. – Он по-прежнему смотрел на меня со скептицизмом, так что пришлось твердо добавить: – Я чувствую себя довольно плохо. Если честно, и шага ступить не могу. Если не поем в ближайшее время, то могу умереть.
Волосы Грача практически встали дыбом. Мне почти стало его жалко.
– Стой здесь, – быстро сказал он и исчез. На том месте, где он только что стоял, лишь завихрилась листва, будто потревоженная порывом ветра.
Я огляделась. В животе у меня все перевернулось, а во рту пересохло. Сквозь редкий мшистый подлесок хорошо просматривалась лесная даль, и я не видела там ни высокой фигуры, ни вороньего силуэта. Грач, судя по всему, действительно оставил меня одну.
«Беги», – подумалось мне. Ноги отказывались двигаться. Я снова чувствовала себя четырехлетней девочкой, которая после ночного кошмара стояла у материнской постели и не могла произнести ни слова, чтобы ее разбудить. И лес тоже дремал. Насколько просто было бы привлечь его внимание? Была ли я готова к этому кошмару?
Как оказалось, мне даже не нужно было задумываться об этом. Позади меня зашуршали листья, и я обернулась, чтобы снова увидеть Грача. Перед ним на земле лежала тушка зайца.
– Ну давай, – подбодрил он меня, когда я не сдвинулась с места. Его глаза бегали, глядя то на зайца, то снова на меня.
Я шагнула вперед и подняла зайца за шкирку. Тельце зверька было еще теплым; он смотрел на меня черными бусинками глаз.
– Э-эм, – протянула я.
– С ним что-то не так? – Он посмотрел на меня настороженно.
Я была страшно голодна. Все тело болело. Я была в ужасе. Но сейчас Грач напомнил мне кота, который с гордостью притаскивает хозяину дохлых бурундуков и с отчаяньем смотрит, как двуногий осел берет эти бесценные подарки за хвостики и бесцеремонно выкидывает в кусты. Я не успела и глазом моргнуть, как меня разобрал хохот.
Грач переступил с ноги на ногу. Вид у него стал одновременно обескураженный и рассерженный.
– Что? – вопросил он.
Все еще держа в руках зайца, я опустила на колени, беспомощно ловя ртом воздух.
– Прекрати это. – Грач нервно огляделся по сторонам, будто испугался, как бы кто не увидел, как плохо у него получается управляться со своим смертным питомцем. Я взвыла еще громче. – Изобель, ты должна себя контролировать.
Он, может, и путешествовал с людьми, но за один стол он с ними точно не садился.
– Грач! – булькнула я. – Я не могу просто взять и съесть зайца!
– Я не вижу причин, по которым это не представляется возможным.
– Его… его же нужно приготовить!
Прежде чем он успел вернуть себе самообладание, на его лице на мгновение отразились ужас и смятение.
– Ты хочешь сказать, что не можешь ничего съесть, предварительно не прибегнув к помощи Ремесла?
Я сделала глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Малейшего повода было бы достаточно, чтобы меня снова настиг приступ безудержного смеха.
– Мы можем есть фрукты просто
