– ВЕЛИКОЕ?! – проревели все головы разом.
– Так ты называешь убийство и предательство?! – добавила средняя.
– А как мне еще это назвать?! – повысил голос богатырь. – Или неправду говорю?! Или не было этого?!
– А ты там был?! А ты это видел?! – рявкнула снова средняя.
– Отчего ж не видеть? – степенно спросил Муромец. – Был. Видел. Пособлял даже. Мы все пособляли – и Алекса, сын попа цареградского, и Колыван, и Дюк, и Михайло Потык, и Михайло Хазарин, и Михайло Данилов, и Чурила-красавчик, и Сухман, и боярин Ставр, и даже старого Микулы дочки – Настасья с Василисой. Великий поход был. Но основная заслуга – она за Добрыней. Его подвиг, его деяние.
Змей Горыныч невольно заслушался. Та давняя история, те события на реке Почайне… всю жизнь они его тревожили, спать спокойно не давали. Многое он о них выяснил, много подробностей разузнал – а вот только живого свидетеля допрежь не видел.
Немного их ведь и было, свидетелей-то. А к тому времени, как Горыныч подрос, взматерел, да говорить выучился – давно все во гроб отправились. Люди кратко живут, рано умирают. А Великие Змеи старости не знают, зато детство у них долгое, затяжное. До двухсот лет в животной невинности летают, разницы между добром и злом не ведают.
Горыныч и то пораньше других созрел – потому как головы три.
И теперь он пристально уставился на Илью Муромца, сощурил все шесть глаз и потребовал устами правой головы:
– Расскажи мне все, человек. Ответь, как дело было. И ничего утаить не вздумай.
– Изволь, расскажу, – не стал возражать богатырь. – Хотя ты и сам все знать должен. Начиналось это, когда Добрыня еще в отроках ходил, а князь наш будущий, Владимир, в Будятине проживал. Великие Змеи в те времена уже почти перевелись. Но все еще водились кое-где. И огненные змии, на которых сейчас Кащеевы вои летают, все еще водились.
– Не об этой мелюзге речь! – перебила средняя голова. – О Горыне говори!
– Горын… что ж… – медленно произнес Муромец. – Я в ту пору молодехонек еще был совсем, и не богатырь вовсе, а так, мужик-деревенщина. Допрежь ведь на печи тогда лежал долго, в деревне Карачарово. Тридцать лет и три года был обузой престарелым родителям. В раннем детстве еще хребину повредил – вот и был слаб ногами. Не мог даже встать сам. Будь мои матушка с батюшкой не такими добрыми – пожалуй, отнесли бы в лес, да и оставили лешим на милость. Иные им так и советовали – что же иначе, до седой бороды кормить никчему?
– Ты что-то не о том говоришь, – озадаченно молвила левая голова.
– Подожди, мне интересно, – сказала правая. – Что дальше-то было?
– Конечно, я изо всех сил старался никчемой не быть, – продолжал Муромец. – Делал по дому все, для чего не нужны были ноги. Работал не покладая рук – а уж руки-то у меня были на зависть всем. Словно сила из немощных ног в них перешла – и то-то могучий уж я был детина!.. Всем на зависть. Не будь калека – все дороги были б открыты. Хочешь – землю паши без коня, сам в соху впрягайся. Хочешь – в кузню иди работать, местный коваль только рад будет такому подмастерью. А хочешь – в княжескую дружину. Но ноги мне не повиновались. Да и руки тоже слушались плохо, хоть и сильны были на удивление.
– Все, довольно, хватит! – рявкнула средняя голова Горыныча. – Не тяни время, говори о Горыне! А как дорасскажешь – тут я тебя сразу и сожру!
Богатырь нахмурился. Не удалось слишком надолго увести рассказ в сторону. Захвачено внимание Великого Змея – да не полностью. Сколько-то его отвлекать еще возможно, да рано или поздно лопнет у чудища терпение.
И то ладно, что история древнего Горынища интересна ему жгуче, до дрожи в коленях. Готов прямо посреди кипучей битвы замереть, слушать ее. Лишь бы узнать наконец – что же там приключилось-то в незапамятные времена, на Пучайне-то реке…
И Илья Муромец стал рассказывать дальше. Неспешно, неторопливо, отвлекаясь на любые подробности, и тут же слыша нетерпеливые окрики. Пристально следя за каждым движением чешуйчатых шей, за страшными огнедышащими пастями, богатырь поведал историю смерти Горына.
Горын, великий Горын, царь Великих Змеев Страны Заката. Немного было ему равных. Огромный, страшный, могучий, он прожил несказанно долгую жизнь и спровадил в могилу всех себе подобных. Одни говорили, что Горыном его назвали за то, что был он размером с гору. Другие – за то, что вокруг него все горело.
Всяко может быть.
Добрыня и Горынище враждовали не один год. Громадный дракон постоянно нападал на скот, не брезговал и людьми. Однажды похитил даже малолетнюю дочь тысяцкого Путяты.
Добрыня непрестанно охотился за ним, пытался убить, капканы и ловушки устраивал, хитрости всякие выдумывал. Сам дважды лишь чудом избежал смерти.
Но в один прекрасный день произошло невероятное. Когда Добрыня в очередной раз атаковал Горына, тот вдруг предложил богатырю мир. Пообещал, что больше не будет тревожить людей, если и те оставят его в покое. Добрыня очень удивился, но решил, что худой мир лучше доброй ссоры.
Так человек и дракон побратались.
И длилась их эта почти что дружба долго. Несколько лет Горын и впрямь не тревожил Русь, не застилал крылами солнце. Ни единого человека не сожрал, ни единой скотины не украл, а питался только зверьем лесным – лосями, косулями и дикими быками.
Как будто и впрямь исправился, за ум взялся.
Но спустя время Добрыня узнал тайну. Еще до его рождения у Великих Змеев случился Великий Гон – дикая змеиная свадьба. Во время Великого Гона драконы мужеского пола сражаются и жестоко убивают друг друга за своих Царевен. Тот, что сумел одолеть или прогнать остальных, становится Царем – мужем Царицы и отцом будущих драконят, змеенышей.
Именно таким Царем и стал Горын. Он покрыл Царицу и стал стражем будущего драконьего потомства. Стерег и оберегал свою нареченную, носил ей самые лакомые куски, отгонял от логова любопытных, безжалостно истреблял богатырей.
Пытался истребить и Добрыню. Но тот оказался ловок, да на ножку поверток – и даже могучему Горыну никак не удавалось с ним расправиться. И когда стало подходить время вылупления – Великий Змей пошел на хитрость. Добрыня слишком уж досаждал, все ближе подбирался к Царице и кладке – и только поэтому Горын заключил перемирие.
Узнав об этом, Добрыня колебался недолго. Его пробил холодный пот, едва он представил, что таких, как Горын, станут дюжины. Он проник тайком, уничтожил Царицу и кладку, а затем дал бой Царю.
Тот был в страшной ярости, и Добрыня лишь чудом остался жив.
Но все же победил.
– Отрубил он ему башку, повесил ее на осину кляпую, да зарек, чтоб не ожил боле, – закончил сказание Муромец.
– Так, значит… – медленно произнесла левая голова Горыныча. – А вы, значит, ему в том помогали…
– Как не помочь в добром деле? –
