– Веди дружину, Самсон Самсоныч, – глухо приказал Глеб. – Не станем прятаться.
Воевода махнул рукой и с кряхтеньем полез вниз. Грузный, пузатый, был он уже тяжел, чтобы по лестницам порхать, как отроки. Ему лучше в седле, да с саблею.
В седло он и поднялся. Стиснул поводья, оглядывая выстроенных гридней. Те стояли перед обрушенными воротами, боязливо на них глядели. Шутка ли – такая силища под Тиборском!..
Страх, правда, из глаз выветривался. Вдоль строя семенила старушонка в собачьей яге – Овдотья Кузьминишна. Баба-яга черпала из ведерка отвар трын-травы, каждому давала отпить – и так уж после этого сразу храбрости прибавлялось!..
Передние гридни уже разве щиты не грызли. Не терпелось выскочить, выпрыгнуть, разметать нелюдям клочки по закоулочкам!
Но не так много баба-яга набуляхала трын-травы в отвар. В чистом виде коли б хоробры его пожевали – так уже бежали бы к врагу с матерным криком. Оружие бы на ходу побросали – зачем оно, голыми руками в землю вобьем!
А вот в виде зелья эта жидкая храбрость подействовала не так сильно. Страх ушел, но здравомыслие осталось. Гридни по-прежнему помнили, что они гридни, по-прежнему видели перед собой воеводу и слушались его приказов.
И сейчас он приказал им выходить за ворота.
И хотелось бы остаться здесь, перед нешироким проходом, куда войска разом не войдут, где можно будет их удобно разить – да не тот противник снаружи стоит. Чугунный баран – не единственная боевая махина Кащея Бессмертного. От царя нежити не запрешься, не спрячешься – он, поди, сами стены на головы обрушит.
Лучше уж так. Сразиться в открытую, пока здесь не все войско Кащеево, а лишь малая его часть.
А там, глядишь, башкиры с поляницами подоспеют – может, что и сладится…
– Выходь, вои!.. – гаркнул Самсон, выпячивая пузо. – На усобицу ретивую, на сечу священную, шагом сту-упай!..
Конно, людно и оружно выезжали тиборские бояре. Выдвигались в боевые порядки, поднимали прапорцы и копья. А впереди словно появилась другая стена – шагающая стена из железа.
Дивии, эти безобразные кованые латники. Они приближались. То тут, то там появлялись бреши, когда они проваливались во рвы, но оставалось еще слишком много.
– Вздеть щиты! – гаркнул Самсон. – На пле-ечо!..
Конные, пешие – все подняли щиты. Блестящие, насколько возможно. В едином порыве их направили к солнцу – и лучи отразились, как от зеркал.
Дивии замерли и зашатались, их линия расстроилась. Железные, без глаз, с одними только прорезями в шлемах – они однако ж видели. И отраженное солнце их ослепило.
– Ярое копий преломление!!! – заревел воевода, первым подавая пример.
Дивиев не били мечами. Не секли стрелами. Их с разгону тыкали копьями. С разбегу, в конной сшибке. Пронзить все едино не выходило, но толкнуть, заставить повалиться – да.
А упавший дивий уже далеко не так грозен. Он словно перевернутая черепаха. Снова подняться ему можно, но трудно и непросто.
А иные падали во рвы – и эти выбывали из битвы надолго.
Удачным оказался натиск. Воевода Самсон аж хохотнул при виде того, что творят его молодцы. И выдумка с щитами пригодилась.
Жаль, успех был мимолетным. Ровно один раз успели вломить дивиям, пока те шатались ослеплены. А потом… потом ряды людоящеров раздвинулись, и вышло из них чудо-юдо. Человек не человек, козел не козел. На груди словно секиры лезвие, шерсть сосульками спадает, а уж запах!.. Выгребные ямы так не пахнут, как это непотребие!
– М-ме!.. – гаркнул страхолюд. – Ме-ме!.. МЕ-МЕ-МЕЕЕЕЕЕ!!!
Истошный вопль накрыл поле, хлынул невидимой волной. И каждый, кто его слышал – затрясся осиновым листом. Даже старый Самсон почувствовал себя вдруг мальцом-несмышленышем, захотел к маме удрать, под юбками ее спрятаться.
Только на тех не подействовало, кто отвар трын-травы пил. Эти хоть и вздрогнули, да не побежали.
А вот остальные все – побежали. Даже лошади захрапели, прочь ринулись с безумным ржанием. Словно не блеянье козла-уродища услышали, а рев Змея Горыныча.
– Спасайся!.. – раздавалось даже от закаленных хоробров. – Спасайся, кто может!..
– Мы все тут помрем!.. – завыл какой-то отрок. – Ма-а-ама-а!..
– Я тут твоя мама! – дал ему оплеуху Самсон. – Сопли подотри, щенок!
Внутрях у него по-прежнему все колотилось. Необоримый страх никуда не делся. Вот уж когда воевода пожалел, что сам трын-траву пить не стал, решил сберечь трезвость мысли.
Но оно и к лучшему. Сейчас он на себе понимал, что там творится в головах дружинных. Разделял их ужас. Только сумел его преодолеть – а значит, сие возможно и для остальных.
И еще Самсон кое-что заметил. Козлище стоит впереди всех прочих Кащеевых выродков. Татаровья с людоящерами тоже назад пятятся. Иные руки к ушам прижимают.
Похоже, им от этих воплей тоже нестерпимо страшно. Верно, умеет чудище свой вопль направлять, разить в нужную сторону, да только кто позади держится – те его все равно слышат. Может, не так сильно, но все же и они перепуганы до полусмерти.
Одни только дивии даже не шелохнулись. Как шагали, так и шагают. Мечами машут. Подняться пытаются, из ям вылезти… много их провалилось-то.
– Ободри дружину, Самсон Самсоныч! – гаркнули над плечом. – А я упырем рогатым займусь!
То Демьян Куденевич подъехал. Гарцуя на огромном жеребце, Божий Человек так выглядел, что сразу ясно – ему никакая трын-трава не нужна. Он, верно, вовсе не чувствовал, что там какая-то нечисть разоряется.
– Эй, убогий! – крикнул богатырь теперь уже рогачу. – Ты что, юродивый?! Чего впереди войска выскочил и орешь, как дурак?! А ну, сюда иди!
Сам он своих слов толком не слышал. Был Демьян Куденевич, конечно, очень храбр. Очень смел. Но и очень неглуп он был – а потому заткнул уши заглушками из сырой земли. Так что воплей чудища до его ушей вовсе не доносилось – и мчался он к нему безо всякого страха.
Очокочи уставился на него бараньим взглядом. Рикирал дак слишком привык, что когда он кричит – все разбегаются. Не только люди. Животные разбегаются. Нелюди разбегаются. Даже боги разбегаются – во всяком случае, нимфы. Ткаши-мапа уж точно улепетывала впереди собственного визга.
А этот не убегает почему-то. Странно. Он же не дивий, не железный. И не царь Кащей, которого напугать невозможно. Но не убегает.
Очень странно.
– Мммммммееееееееее!!! – издал лучшую свою трель Очокочи. – Ммммммееееавааа!!!
Теперь даже позади него все стали разбегаться. Человеки и людоящеры прыснули во все стороны. А этот всадник как скакал, так и скачет – словно вовсе не слышит ничего.
Ладно. Очокочи его и так разорвет. Он и без панического вопля могуч и волосат.
И когда Демьян Куденевич подлетел вплотную, когда уже взмахнул мечом – неуклюжий вроде бы сатир успел отпрыгнуть. И тут же скакнул навстречу, подался вперед всей грудью, распорол бок лошади и схватил богатыря страшными когтями. Вырвал его из седла, да так швырнул – землю вспахало.
Полгода назад тут бы и конец Демьяну пришел. Был он тогда еще старцем немощным. Былинкой перешибить можно. Но вроде и ерунда – яблоко
