– Это что такое было?! – возопил Иван.
– Вовремя мы успели, – ответила Василиса. – То хозяин Вий домой воротился. И судя по реву – сильно не в духе.
Все невольно представили разгневанного Вия – и молча полезли еще быстрее. Вживую-то с ним встречалась одна Василиса, но слышать слышали все, даже Синеглазка.
Кто не знает подземного владыку, повелителя ночных кошмаров?
По счастью, дальше древолазов уже не беспокоили. Шиши их больше не преследовали, а никого иного на сем древнем стволе не встретилось.
Василиса вот разве что сунула руку в очередную трещину – и оттуда посыпались извивающиеся гусеницы. Жирные, мягкие и волосатые. Колдунья-княгиня вскрикнула, отшатнулась – едва тоже не упала, как Иван до этого. Хорошо, Яромир рядом оказался, поддержал.
А Иван тем временем ушел далеко вверх. Оставил остальных позади. Синеглазка поспешала что есть сил, но угнаться за суженым не могла.
Княжича манил новый свет. Уже совсем другой, чистый и ясный. Он обещал голубое небо и желтое солнце. Обещал мир живых.
И добрый молодец Ваня пер к нему, как заведенный. Лез по дереву, точно белочка.
И долез ведь, что самое главное! Взобрался на самую вершину… хотя как вершину? Не было у Мирового Древа вершины. Просто в какой-то момент в глазах вдруг помутилось, голова закружилась, и Иван обнаружил, что он в каком-то подземелье.
Откуда происходил тот свет, что Иванушка видел прежде, – непонятно. В подземелье было темно, где-то капала вода, а над головой рос еще один дуб. Громадный, толстенный, но даже в сравнение не идущий с тем исполином, по которому они карабкались час, а то и два.
Из щели между корнями Иван и высунулся. И было в подземелье хотя и грязно, хотя и темно, а видно – уже Явь, а не Навь. Княжич торопливо подтянул себя на холодные камни, выпрямился во весь рост и заорал во все горло:
– Я достиг вершины!!!
– Своего тупоумия? – сварливо спросила Василиса, высунувшаяся следом.
За ней появилась Синеглазка, а самым последним – Яромир. Этот сразу кувыркнулся через голову, возвращаясь к человечьему облику.
– Ну что, где мы? – тихо спросил он Василису. – Это Костяной Дворец? Ты тут одна среди нас бывала.
– Здесь я не бывала, – так же тихо ответила княгиня. – В это место меня царь Кащей не водил. Сама тоже не забредала.
– Ладно, оглядимся сейчас, посмотрим, что к чему… Ванька, не трогай дерево!
Иван, уже сунувшийся к огромному дуплу, сердито обернулся. Вовсе и не собирался он и этот дуб тоже губить. Не совсем дурак все-таки.
Просто хотел глянуть, нет ли там меда.
А что? В дуплах часто лесные пчелы ульи вьют. Да и шмели случаются.
А мед – он вкусный.
Не позволили. Оборотень разве что не за руку потянул княжича от черного дерева.
Василиса с Синеглазкой уже от него отошли и стояли возле единственного выхода. Темень в зале царила могильная, как в погребе. Только из той самой щели меж корнями и изливалось несколько света – холодного, серого.
Но выхода этот свет не достигал. Видны были три первых ступени, а дальше – кромешная чернота.
Конечное дело, страшно туда вступать. Мало ли кого Кащей мог на стражу поставить. Вдруг да возле самой двери какой великан с топором стережет? Сунешься туда, а он раз – и башку оттяпает.
– Эх, поесть бы сейчас!.. – широко зевнул Иван. – И поспать бы!..
Есть и спать действительно хотелось всем. Сразу же захотелось, едва в мир живых воротились. Да с такой страшной силой, что невмоготу. В животах словно мыши заскреблись, в глаза будто песком сыпанули.
Но спать на ледяном полу, подле этого дуба мертвых – по крайней мере неблагоразумно.
А вот поесть таки отважились. Расстелили самобранку, поснедали второпях.
Та словно тоже сообразила, что за место вокруг. Подала все такое, что на ходу есть возможно. Ботербороды с колбасой и коровьим маслом, булки с рубленым мясом, пирожки с сыром да вареньем. Покидали в животы, утолили собачий голод.
Василиса достала откуда-то маленький желтый череп. То ли кошачий, то ли еще какого зверька. Погладила его, шепнула что-то – и из глазниц полился свет. В нем стали видны ступени – каменные, стесанные за много лет. Раньше тут, похоже, хаживали нередко.
Но то раньше. А сейчас лестницу покрывал слой пыли. Ее явно не тревожили уже несколько седмиц.
Там, где пыль – там никого нет. Там безопасно. Рассчитавши так, Василиса двинулась наверх, высоко подняв череп-светильник.
Лестница оказалась не коротка, но и не длинна. И поднялись по ней путники в галерею – с каменными сводами, с витыми колоннами.
Тут тоже царил гробовой мрак. Лучи черепа выхватывали из него другие черепа – те валялись тут и там, словно на древнем поле брани. Иные отдельно, другие – в совокупности с целыми костяками. Не все человеческие – были и песьи, и змеиные, и даже один огромный, с парой громадных кривых зубов.
Индрик-зверь, не иначе.
Но пол и тут был пылен, без единого следа. Это утешало – знать, не суется в это подземелье никто из Кащеевой дворни.
Если, конечно, это в самом деле Костяной Дворец, а не иное какое место. Василиса Премудрая бабой-ягой стала буквально на днях, могла и ошибиться, спутать деревья.
Но когда Иван сказал о том вслух, княгиня одарила его гневным взглядом. И спросила с насмешкою, много ли, он полагает, даже в Нави растет этаких дубов – чтоб в небо макушкой упирались, да в мир живых выводили. Нешто их там столько, что возможно один с другим перепутать?
Иван только пожал плечами. Ему-то почем знать, сколько в Нави дубов? Он их не считал.
Галерея окончилась еще одной лестницей – только круглой теперь, витками уходящей вверх и вниз. И снизу веяло таким мраком, таким холодом… словно опять в Навь спуск, только теперь прямой дороженькой.
Даже ступени покрывал ледок.
Конечно, никто даже спрашивать не стал, куда шагать. Вверх все молча двинулись. И с каждой ступенькой становилось будто чуточку теплее и светлее – так до тех пор, пока над головой не показалось ясное небо.
Ход вывел сначала в погребец, а оттуда – на малый дворик, заросший бурьяном и лопухом. Его прикрывала решетка из стальных прутьев, но ту легко убрали разрыв-травой. Иван берег заветный стебелек, хранил в рукавной складке.
Куда они попали, тут уже никто не спрашивал. Хоть и не бывали здесь раньше трое из четверых, а только с первого взгляда поняли – Костяной Дворец перед ними. Второго такого чертога, верно, по всей земле не сыщешь.
Зловещ и темен он был. Огромен, внушителен, но угрюм и мрачен. Словно громадная берлога лесного чудища. Не окружен стенами, зато с обширным посадом – не терем, не кремль, а цитадель. Город-крепость, сам себе поселение.
Только пустынно тут оказалось. Иван вырос на княжеском дворе и знал, насколько там всегда шумно, какое вечно столпотворение. Украдкой даже и не высморкаться – кто-нибудь да углядит.
А тут – тишина. Ни стражи, ни челяди – ни
