Вся Русь стояла сейчас здесь, на холодном, еще не отошедшем от снега поле. Вся Русь встала стеной, чтобы защитить самое себя и весь род людской.
Вдоль строя шагал отец Леонтий, священник княжеский. Вознеся над головой икону Богородицы, благословлял воинов на дело ратное.
– Славно видеть здесь сегодня столько храбрых мужей!.. – воскликнул отец Леонтий, подняв икону повыше.
– И жен! – заорали поляницы.
– Эх… и жен!.. – махнул рукой священник. – Всех видеть славно! Любого роду и племени, любого титула и звания! Сегодня мы оставляем разногласия! Сегодня мы встаем плечом к плечу! Все как один!
В ответ хоробры закричали, застучали в щиты. На стяг взирали с трепетом, с благоговением.
Князь Всеволод очень бы хотел залучить сюда, под Кострому, самого митрополита. Да только пустует сейчас кафедра Киевская, нету у Русской церкви предстоятеля. Как помер несколько лет назад владыка Никифор, так и молчит Цареград, не шлет нового. Там у них, слышно, и сам патриарший престол вдовствует.
А архиепископ Владимирский – он старенький совсем. Еле ходит, плохо видит, почти не слышит – куда ему на поле бранное? Сослался на ветхость, дома остался.
Ну а Тиборский архиерей… что же… Могучим пастырем был владыка Онуфрий, сильным духом. Мало было ему равных. Но он теперь там, где все будем – а нового когда-то еще назначат.
Сами себе епископов пока только новгородцы выбирают.
Холодным день выдался, ветреным. Облака небо застят, хотя дождя вроде и не предвидится. Стоят воины пешие, сидят в седлах конные. Час идет, второй.
Овдотья Кузьминишна уже пирожки принялась разносить.
– Что-то долго ждем, – недовольно проворчал князь Всеволод.
– Проспали поди, нехристи пучеглазые, – предположил воевода Дунай.
– Может, по домам тогда? – предложил князь Петр. – Чего зря мерзнуть?
– Кащей обидится, невежественно получится, – пробасил Илья Муромец. – Надо еще подождать.
– Оно нам еще и на руку, – добавил воевода Самсон. – Покуда Кащей там телепается, мы тут уже все дружины в боевой порядок выстроили. Теперь, небось, всыплем ему по первое число! Пожалеет еще, что промедлил!
Князь Глеб поначалу помалкивал. Смотрел на стену леса с напряжением, ждал. Оттуда Кащеева рать выйдет, оттуда появится.
Если, конечно, поганый опять всех не обманул. Если не обошел объединенные русские силы большой дугой. В спину-то он не ударит, конечно, – сзади воды Итиля, – но вот двинуться прямиком на Владимир может. Сожжет столицу, а там и на другие княжества двинется – врассыпную. Чтоб, значит, союзники тоже рассыпались, бросились каждый свою вотчину спасать.
От Кащея любой подлости можно ждать.
– Ну что, дядько Бречислав – может, в тавлеи со скуки срежемся? – сказал наконец Глеб, чтобы отвлечься от жуткого напряжения.
– А что, дело, – усмехнулся боярин. – Готовь лоб, княже, буду щелобаны отвешивать.
– Ты выиграй сначала, а потом уж пальцы разминай! – рассердился Глеб. – Славка, принеси доску!
Тиун обернулся живо. Разложили поле прямо на траве, расставили диски, принялись играть. Вокруг сгрудились князья, бояре, богатыри знатные. Тоже заинтересовались, шуметь стали, советы подавать. Васька Буслаев с кем-то уже об заклад побился – да не на князя поставил, собака, а на боярина.
В самом разгаре была партия, когда примчался вестовой. Несколько их сторожили на самой опушке, выглядывали всякое движение. Спрыгнув с коня, он подлетел к Глебу и крикнул, запыхавшийся:
– Князь-батюшка, Кащей показался!!!
– Вот скотина, даже доиграть не дал, – с сожалением поднялся Глеб. – Дядько Бречислав, запомни, где какая пешка, после боя доиграем.
– А коли погибнем? – с прищуром глянул Бречислав.
– Так нешто на том свете тавлей не сыщется? Навешаю я тебе еще щелобанов, не сомневайся.
Войско Кащеево выступило из леса, точно лезвие косы из травы. Вот только что просто стена деревьев – а вот шагают из нее разом сотни железнобоких дивиев.
Эти шли впереди всех. Ровно живой щит. За первой шеренгой появилась вторая, третья. Выступили идущие все в ногу людоящеры. Вылетели с гиканьем татаровья на своих косматых лошаденках.
А потом пошла вовсе чехарда. Затрещали деревья, попадали. Сквозь лес ехали огромные боевые махины и поездучие печи уродцев-шуликунов. Не обращая и малого внимания на бескрайний строй червленых щитов, выползали на свет Кащеевы нелюди.
Над ними вились жлезнокоготные коршуны. Чудища меднокрылые, до человечины кровожадные. Было их так несметно, что казалось – туча черная повисла.
Среди них мелькали страшилища и покрупнее. Летучие змии, запряженные в воздушные колесницы. В каждой сидело по два закутанных в меха татаровьина – один держал поводья, другой целился из лука. Их крылатые чешуйчатые кони щерились, извивали длинные шеи, выдыхали пламенные язычки.
А еще из лесу показалась избушка на курьих ножках. Те, кто ее заметили, даже головы невольно повернули – на месте ли самоходная хата Овдотьи Кузьминишны?
На месте была. Сидела по-прежнему старушка на крылечке и губу сердито кусала, взглядом сестру названую сверлила. Злилась, что до этакого дошло, что баба-яга на бабу-ягу клюку подымает.
Когда войско поганых вышло целиком, лица русичей посмурнели. Час назад многим казалось, что их тут такая силища, такая прорва, что Кащей задрожит и под печкой спрячется. Шутили, что потому он и запаздывает – мол, давно уже назад поворотил, домой удирает.
Теперь стало видно, что битва будет адской. Несметная рать против несметной орды. Полчище против полчища.
– [цензура], как их много… – присвистнул Васька Буслаев. – Это ж сколько могил копать придется!
Никто шутке не засмеялся. Отец Леонтий стиснул плечо гридня Алешки и тихо сказал, что коли жив сегодня останется, то в родной Ростов вернется, в Успенский собор. Чать, достроили его там уже – третий год возводят, восстанавливают после пожара.
Хватит с него дел княжеских, не по нему такая благодать.
Сотни тысяч напряженно смотрели, как развертываются бессчетные нелюди. Как разминает ноги конница, как встают рядами пешие вои. И как раздвигается эта живая лава в самой середине, высовывая длинный красный язык – ковер алого бархата.
По ковру зашагал Кащей Бессмертный.
Все сразу поняли, что это именно он. Закованный в булатный доспех, с седой бородищей поверх панциря и железным воротником-паутиной. Плешивую, всю в пятнах макушку увенчивала железная корона о двенадцати зубцах.
А уж взгляд… все невольно поежились под этим взглядом. Ладно бы злой, ненавидящий – такое понятно, такое привычно. Но нет ведь – смотрел Кащей на людей, словно мурашей под ногами видел.
Бескрайнее ледяное равнодушие – и больше ничего.
Сам Кащей тем временем размышлял о том, что где-то он все-таки допустил ошибку. Слишком уж много оказалось здесь русов. Неожидаемо много.
Кащей был уверен, что их будет меньше.
На протяжении целых веков Кащей Бессмертный сеял меж соседей рознь и вражду. Ссорил исподволь русов, половцев, булгар и многих других. Через лембоев, тайных подсылов и просто жадных до денег дураков.
Конечно, вмешивался он не настолько уж много. Большую часть работы русы и остальные сделали сами. Людям никогда не нужен был повод, чтобы вцепиться друг другу в глотку. Сколько раз родные братья убивали друг
