И все же Кащей тоже приложил руку к тому, чтобы Русь стала такой, какова она есть. Скопищем разрозненных, грызущих друг друга княжеств. Кащей прошелся бы по ним, как огонь по степной траве.
Но вот – стоит здесь объединенное их войско. Целая стена людских народов. Позабыли внезапно всю вражду и сплотились против общего врага.
Чего же не учел Кащей, в чем просчитался?
Неужели все из-за того случая, безрассудной нападки на град Владимир? Кащей на него добро не давал, не желал раньше времени бросаться на Всеволода. Калин, Тугарин и Соловей сами оседлали Змея Горыныча, сами выручили кота Баюна. Это в планы не входило.
Неужели такой пустяк так сильно все изменил?
Или Кащей все-таки не учел еще чего-то?
Впрочем, неожиданное единение русов – это просто небольшое препятствие. Заминка, задержка в великом походе. Потерь будет больше, чем Кащей рассчитывал изначально – но он рассчитывал со значительным запасом. По окончании битвы он восполнит убыль за счет мертвецов.
А через год вернется Вий и навье воинство.
Долго он так стоял и смотрел на русов. Поначалу те еще перешептывались, бормотали что-то, но в конце концов смолкли. Воцарилась звенящая тишина.
И в этой тишине раздался сухой бесстрастный голос. Кащей Бессмертный разомкнул тонкие уста и рек:
– Сейчас я сделаю вам первое и последнее предложение. Вы видели мою силу. Видели, на что я способен. Я уничтожил Тиборск не из злобы и не из ненависти, но лишь для того, чтобы вы воочию узрели – каков Кащей. Я царь в своем царстве, и я собираюсь стать царем всей ойкумены. Признайте меня и своим царем, сложите оружие, принесите присягу – и ни один русич не погибнет более. Ни один город не будет разрушен более. Все князья останутся князьями и будут далее править своими вотчинами. Навеки воцарится мир, ибо все ваши мелкие княжества станут частями великого и процветающего Кащеева Царства – и будет оно вечным, ибо вечен его правитель.
На многих эта речь произвела впечатление. Не так уж и громко говорил Кащей, но разносились его слова каким-то образом на все поле. И слушали их очень внимательно.
– А что, коли не захотим?! – раздался чей-то выкрик. – Что тогда с Русью станет?!
– Пепелище, – равнодушно ответил Кащей. – Я бессмертен. Неуязвим. Никто меня не остановит. Мои враги обречены на смерть. Это предрешено и не изменится. Но любой, кто сейчас оставит глупцов их судьбе и перейдет ко мне, получит место при моем дворе, награду звонкой монетой, а самое главное – жизнь. Прочие – умрут.
Стихло все. Переглядываться стали русичи. Иные даже дрогнули, опустили взгляд. Видно было, что не все сразу готовы не согласиться.
И кто знает, как изменилось бы летописание времен, коли не выскочил бы вперед скоморох Мирошка. Не взмахнул рукой, не швырнул оземь колпак с бубенцами и не крикнул:
– Да что мы его слушаем, православные?! Это ж Кащей!
Крик разрушил наваждение. Очнувшись от морока, русичи загомонили, забряцали щитами. В Кащея полетела брань, насмешки, пожелания сдохнуть.
А тот молча стоял, скрестив руки на груди.
Когда шум стих – снова негромко заговорил. И снова его голос каким-то образом разнесся по всему полю. Царь нежити рек:
– Вы сами избрали себе злую судьбу, и только себя можете в ней винить. Но я не вижу смысла в таком количестве напрасных смертей, а потому предлагаю вам еще одну возможность спастись. Из древних времен идет традиция устраивать перед большой битвой поединок богатырей. Выставьте вы своего поединщика, я же выставлю своего. Если ваш возьмет верх – я уведу свои войска из этих земель. Если мой – вы покоритесь мне без крови и сопротивления.
Это предложение вызвало воодушевление. Испытание полем – обычай священный, самим Богом благословленный. Господь не попустит победить в ордалии неправому.
Несколько минут князья шептались, сговаривались. Великое искушение – пролить кровь всего одного человека, определить победу одним-единственным сражением.
– Годится! – наконец крикнул князь Глеб. – Только мы ставим условие!
– Какое? – спросил Кащей.
– Поединщик из простых воев должен быть! А то знаем мы тебя! Сам небось выйдешь, али чудище свое трехглавое выпустишь!
– Хек. Хек. Хек, – прокашлял-рассмеялся Кащей. – Будь по-вашему. Будет вам поединщик из простых воев.
Разошлись-расступились нелюди, и вышли на поле три двухсаженных великана. Братья-велеты – Горыня, Дубыня и Усыня.
– Вот вам простые вои, – произнес Кащей. – Проще некуда. Любого выбирайте.
Велеты загрохотали, затрясли брюхами. Хлопнув по плечам братьев, вперед выступил самый из них старший – Горыня. Без слов они между собой решили, что биться сегодня ему.
В русском же стане воцарилось молчание. Князь Всеволод оттянул воротник, рассматривая секиру в два человеческих роста.
– Чего делать-то будем? – спросил он, наклонившись к Глебу и Илье Муромцу. – Кого выставим? Илья Иваныч?..
– Эк велеты-то измельчали… – задумчиво молвил седой богатырь. – Раньше-то они покрупней бывали, покрупней…
– Так что, покажешь этой орясине силу Святогорову, а? – с надеждой спросил Всеволод.
– Слово я давал Святогору, когда тот в гробу лежал, – вздохнул Муромец. – Не трогать обещал его сородичей. Не выйду я против Горыни, князь.
Всеволод поморщился, рукой махнул. Спорить не стал – знал, что бесполезно. Упрям Илья Иванович – коли втемяшит себе что, то уже не выбьешь.
А Горыня тем временем похаживал по земле меж двух ратей, помахивал громадною секирою, похохатывал. Пристально взглядывал в глаза русичам – и те их отводили.
Известно – человеку медведя проще забороть, чем велета. В таком громиле силищи – как в десяти богатырях.
– Так что же?! – грохнул наконец Горыня. – Найдется ль кто из вас, русичей, кто со мной отважится на двобой выйти?!
– А найдется! – гаркнули в ответ.
И вышел из рядов детина румяный да кудрявый. Щекаст, широкоплеч, а улыбка до того наглая, что врезать хочется.
Сам Василий Буслаев.
– Васька, стой!.. – выпучил глаза князь Всеволод. – Куда?!
– На цестной поединок, грудак в грудак! – ударил себя в плечо Буслаев. – Вот он я каков, богатырь земли Русской!
– Ты не богатырь! Ты позор земли Русской!
Но было уже поздно. Горыня вызов бросил, а Буслаев принял. Теперь не переиграешь уже, обратно не поворотишь. Не любит такого честная ордалия.
Был Буслаев в полной боевой сбруе – кольчуга булатная, шлем-шишак на голове. Но все равно рядом с Горыней гляделся даже не отроком, а младенем. Еле-еле до бедра тому доставал.
– Сумеет ли сэр Бэзил одолевать этот огр? – с сомнением спросил Бова. – Я думать, что силы не есть очень равны.
– Помрет твой сэр Бэзил, – сплюнул стоящий рядом Дунай. – Туда б ему и дорога, я б сказал, да сейчас молиться за него приходится.
Многие так думали. Знали на Руси Ваську Буслаева – и знали хорошо. Ударить он может так, что дух вон, – то ни для кого не секрет. Он однажды со всеми новгородскими мужиками разом на мосту дрался – и колошматил их, покуда мать не увела. Среди ушкуйников тоже всегда первым ходил, при жизни легендой стал.
Мало кто отважится с ним на двобой выйти.
Но то из людей.
