— Ты спас меня, как и было предсказано в видении. Не подумай, что я странная или что-то в этом роде, просто я родилась… не такой как все. У меня есть некий дар и я совершенно не знаю, как его использовать, — сбивчивая речь Сэкеры, вопреки её ожиданиям не удивила юношу.
— Я верю тебе, — искренне ответил он, покрепче сжимая девушку в объятиях.
У Сэкеры сбилось дыхание, но не из-за смущения, а прилива благодарности. Она подняла взгляд к тёмным небесам. Истина была где-то там, далеко среди звёзд, несущаяся сквозь океан времени. Она почувствовала, что забыла об одной очень главной сейчас вещи. Настолько главной, что сам страх перед призраками ночи оставался далеко позади.
— Как тебя зовут? - дрожащими губами спросила Сэкера.
Юноша улыбнулся и с нежностью посмотрел на девушку. В жилах заструилось жидкое пламя, разум растворился в потоках видений прошлого и будущего.
— Шан’тара, — произнёс он нараспев своё необычное имя. — Меня зовут Шан’тара.
========== Часть I: Тэн’сил; Глава 1 ==========
Париж, Франция
25 июня 2019 года
Погода была такой, о какой только можно мечтать в воскресенье после полудня. Люди толпами устремились на бульвары и в парки, заполнили кафе. Повсюду на бульварах можно было видеть художников — стоя перед мольбертами, они наносили мазок за мазком на свои холсты.
Ичиро Ватанабэ остановился, разглядывая одну из будущих картин. Полотно, выполненное в модной нынче манере, буквально кипело красками. Цветной свет, цветные тени, пестрые дома и деревья, окрашенные в разные цвета облака.
Вблизи это казалось бессмысленной мазней, и лишь когда ты отходил назад и слегка прикрывал глаза, краски соединялись, и картина становилась отчетливее, чем сама реальность. Сюжеты большинства подобных картин были совершенно заурядны: бульвары, улицы, два-три дома, цветы, группы деревьев. Лаки попыталась растолковать Ичиро, что дело здесь не в сюжете, а в изображении взаимодействия света и предметов, но японец и слушать не стал. Его больше интересовали атрибуты художественного ремесла — масляные краски в тюбиках, кисти, мольберты и этюдники. Воздух здесь был буквально пропитан запахом красок, льняного масла и скипидара. Если бы только картины были поинтереснее…
— До чего же нудная работа, — проворчал черноволосый Ватанабэ, следя за тем, как художник наносит на холст одну цветную точку за другой. Все его творение казалось полностью состоящим из тысяч точек.
Лаки ткнула его локтем в бок.
— Ну ты и невежда! — набросилась она на японца. — Эта манера живописи называется «пуантилизм». Сегодня она в большой моде. Посмотри, как отдельные чистые цвета сливаются в пейзаж, если сделать всего шаг назад. Как великолепно сияет свет!
— Лучше бы этот парень изображал вещи такими, как они есть, вместо всяких оптических фокусов, — заявил Ичиро. — Действительность не состоит из точек.
— Так ведь это не действительность, а живопись, бестолочь! Ведь ты же не задумываешься, правдивы или нет твои обожаемые древние свитки…
Ватанабэ возмущенно развернулся и зашагал прочь.
Лаки помедлила секунду и бросилась следом за юношей.
— Извини меня! Я вовсе не считаю тебя дураком. Но говорить с тобой о современном искусстве — просто мука. Ты не способен отказаться от своих замшелых представлений! Художник всегда должен создавать нечто новое и раздвигать горизонты познания, а не думать лишь о куске хлеба. Это касается и ученых, между прочим.
— Кстати, о хлебе… — у Ичиро заурчало в животе. — Я бы не отказался чего-нибудь перекусить. Мне кажется, что я ничего не ел целую вечность, а здесь повсюду так вкусно пахнет!
Лаки ухмыльнулась.
— Мы можем заглянуть в бистро «Шантолье», — предложила девушка. — Карновски и остальные назначили нам встречу там через час. Честно признаться, я тоже проголодалась. Одной живописью и свежим воздухом сыт не будешь. — Она лукаво подмигнула Ичиро.
Спустя четверть часа оба уже сидели за столиком под зонтиком на площади Клемансо, с любопытством наблюдая за оживленным движением на Елисейских Полях. А заодно уплетая аппетитные багеты с помидорами, ветчиной и сыром, политые сверху чесночным соусом. Здоровяк Густав Гурмано болтал с официантом, а Ватанабэ наконец получил возможность с наслаждением вытянуть гудящие ноги. Он никогда еще столько не ходил пешком, как в последние три дня. Ничего удивительного: Париж — словно доверху набитый мешок с рождественскими подарками. Музеев, храмов, парков и дворцов, сосредоточенных здесь, намного больше, чем в любой европейской столице. Здесь можно побывать на выставках, посвященных чему угодно: любой отрасли науки и техники, военному делу, истории, археологии, живописи, скульптуре, декоративному искусству. Как здорово, что они решили провести лето именно в этом чудесном городе!
В одном Лувре можно провести несколько месяцев подряд. В его восточном разделе Ичиро особенно пришлись по душе древнеегипетские статуи, обелиски и саркофаги. Пока девушки восторгались золотыми украшениями венгерских королей, Ватанабэ в компании Рафаэля, Антона и Густава отправлялись на свидание к мумиям фараонов, на чьих впалых щеках, обтянутых пергаментной кожей, все еще лежал отблеск былого величия и славы.
После сытного обеда все вместе они отправились на экскурсию в Эйфелеву башню.
Антон прикрыл глаза ладонью, защищаясь от лучей низкого солнца. Это сооружение было видно почти из любой точки Парижа, но вблизи оно производило совершенно необычное впечатление. Эйфелева башня была не только самым высоким зданием в мире, но и высочайшим достижением инженерной мысли, настоящим математическим чудом. Карновски не знал ни одного архитектурного сооружения, которое бы столь полно отображало дух девятнадцатого столетия — века пара, электричества и железа, промышленности и торговли.
Такси остановилось с восточной стороны подножия башни. Неподалеку располагалась Французская высшая военная школа, в которой учился Наполеон Бонапарт.
— Друзья мои, мы прибыли, — сказал Рафаэль, распахнув дверь перед Айрин, отчего на губах девушки промелькнула улыбка. Обменявшись несколькими словами с водителем, он направился к северной опоре могучей конструкции. Спустя некоторое время путешественники уже ехали в лифте.
В кабине оказалось тесно и душновато. Они стояли, стиснутые, как овцы в загоне, среди множества взволнованных и потеющих от волнения людей, пока стальные тросы со скрипом волокли массивную металлическую конструкцию наверх. Подъем продолжался несколько минут. И вот, наконец, они на первом уровне. Стример с облегчением вздохнул, когда дверцы кабины распахнулись. Ему никогда не нравились тесные замкнутые помещения.
Лифтер проводил пассажиров, отсалютовав им на прощание ладонью, приложенной к околышу форменной фуражки, и захлопнул двери кабины. Группа направилась к парапету, чтобы без спешки окинуть взглядом панораму города. Вид отсюда и в самом деле открывался великолепный. Лениво ползущие по небу облака отбрасывали на Париж пестрый узор, состоящий из света и тени. Карновски даже на мгновение почудилось, что он и сам может летать — без
