Луиза едва не выронила свой бутерброд.
— Нет, что ты. Нет-нет. И клянусь, если вдруг выяснится, что я могу причинить вред… ему или тебе… Никто из вас меня больше здесь не увидит.
Клайв усмехнулся, отхлебнул капучино.
— Думаешь, что сбежишь?
— Еще не знаю, — ответила она. — Но что-нибудь придумаю.
Воцарилось тяжелое, давящее молчание.
Они пили кофе, и каждый думал о своем.
— Знаешь, — вдруг сказал Клайв, — на самом деле я бы обрадовался, если бы отец был с кем-нибудь счастлив. Но все это… слишком странно и неожиданно. Я привык, что он всегда строгий и далекий от меня, не дотянуться. А тут вдруг… девчонка, почти моя ровесница, хотя думаю, что все-таки ты старше, чем кажешься. Моя мать его возненавидела за то проклятие, бросила меня и сказала, что не будет жить в одном доме с чудовищем. Но я знаю, что она меня любила, потому что часто жалела. Я остался с ним… и ни разу, ни разу за все эти годы не услышал ни единого слова сочувствия. Хотя, если подумать, это он виноват в моей болезни.
— А как ты сейчас себя чувствуешь? — осторожно поинтересовалась Луиза.
Клайв пожал плечами.
— Похоже, что произошло чудо. Я снова стал человеком. А вот мой отец — нет.
— А что с ним, может, расскажешь?
— Он сам тебе расскажет, если сочтет нужным, — буркнул Клайв, — это не моя тайна.
— Хорошо, — согласилась Луиза.
Она прекрасно помнила, что с Клайвом, даже если просто смотреть на него, было что-то не так. А теперь все нормализовалось. Она ощущала его правильно, как обычного человека.
— Но даже несмотря на то, что ни разу за все эти годы он не сказал мне и слова сочувствия, его нельзя не уважать, — продолжал Клайв. — Дарс Эшлин Квеон достоин быть счастливым. И мне вовсе не хочется, чтобы он связался с девчонкой, которая только и думает, как получше устроить свою жизнь.
— Я понимаю, — Луиза кивнула, — не беспокойся. Это не так, не из-за денег. И йотом, я уже сказала: если узнаю о том, что являюсь угрозой, то исчезну.
Клайв вдруг улыбнулся тепло и открыто.
— Только не вздумай топиться. Мне будет приятнее думать, что ты где-то там бороздишь просторы галактик, а не лежишь на дне пруда в парке.
Он допил кофе и ушел.
Луиза обессиленно сползла по стенке на пол и закрыла лицо ладонями.
Шаги в коридоре.
Хриплый со сна голос Эллы.
— Лу… Я заснула в наушниках, но даже сквозь них было слышно, как орал его высочество. Что ты учудила? Вернее, дай угадаю. Бурный роман с его драгоценным папашкой, а?
— Не надо так. — Луиза судорожно вздохнула. — Ты тоже думаешь, что мне нужны только деньги императорской семьи?
— Ну не знаю. — Элла опустилась на пол рядом. Теплая, уютная, в пушистой пижаме совершенно вырвиглазного канареечного цвета. — Деньги это достаточный повод быть с мужчиной.
— Не самое лучшее время для шуток.
— Но если с тобой не шутить, то ты утопишься. Или повесишься. Или наглотаешься яда.
Толкнула в бок острым локтем.
— С самого начала было ясно, что между вами что-то есть. И деньги здесь ни при чем, и ты не очень-то виновата в происходящем. Помнишь, когда я заглянула, а мистер Эш был в твоей комнате? Дорогая, да я бы душу черту продала за то, чтобы на меня так смотрел мужчина!
Луиза осторожно отняла руки от лица и растерянно уставилась на Эллу.
— А как он… смотрел?
Элла довольно заржала, потом обняла Луизу жесткой рукой, притянула к себе и взъерошила ей волосы.
— Он на тебя смотрел, как кот на миску со сметаной. Того и гляди набросится и сожрет.
Луизу окатило жаркой волной.
— И это что… так заметно?
— Да откуда я знаю, — фыркнула Элла, — кто-то заметит, кто-то нет. В любом случае на твоем месте я бы не теряла времени даром. Любовью надо наслаждаться, пока она есть. Когда улетит в небо, уже не поймаешь.
Луиза покачала головой.
— Знаешь, он ведь мне тоже очень… нравится, но я понимаю, что мы не пара совсем. Он брат императора. А я кто?
Элла усмехнулась, заглянула ей в глаза и серьезно сказала:
— Ты совершенно права, подруга. Он брат императора, и поэтому может сделать тебя кем угодно. Лишь бы толк был. Кстати, послезавтра осенний бал. Вири там уже не будет, так что у тебя нет ни малейшего повода отказаться.
По традиции осенний бал устраивали в огромном холле административного здания академии. Ради такого события ряды белых колонн увили тонкими и невесомыми гирляндами из золотистых осенних листьев, которые уходили под звездчатые своды потолка, и казалось, что они там парят в воздухе. Белые мраморные стены тоже были украшены резными листьями вперемешку с россыпями звезд — прозрачных, играющих гранями словно бриллианты. На балконе расположился оркестр, прямо под ним установили небольшое возвышение, откуда ректор традиционно произносил приветственную речь. Вдоль стен поставили изящные скамьи и столы, а сновавшие туда-сюда официантки подносили все новые и новые блюда.
— Красиво, — мечтательно выдохнула Элла и цокнула языком, — однако мы пришли рановато.
До начала ежегодной речи Варуса оставалось больше часа.
Студенты собирались пестрыми стайками. Девушки походили на экзотических бабочек, такие же легкие и воздушные. Их наряды переливались, искрились, загадочно мерцали. Мужская половина студентов была одета более сдержанно: классические костюмы, по большей части темные, белоснежные рубашки. Стянув свитера, толстовки и потертые штаны, мальчишки резко преобразились в очень привлекательных молодых людей, потанцевать с каждым из них — сплошное удовольствие. Даже Хельм, лохматый и рыжий, стал другим: аккуратно собрал волосы в хвост, облачился в темно-синий костюм (Луиза подозревала, что в тон туалету Эллы) и выглядел молодым и серьезным аристократом.
— Красиво, — повторила Элла, отпуская руку жениха. — Пойдем припудрим носики, пока еще ничего не началось?
Луиза согласилась.
Туалетная комната располагалась на первом этаже, была выдержана в приевшихся уже бело-золотых тонах. Элла остановилась перед огромным, во всю стену зеркалом и принялась поправлять макияж — по мнению Луизы, и так идеальный. Приглашенная девушка-визажист колдовала над ними не меньше двух часов.
Луиза оглядела себя. Платье сидело как влитое, обнимало, словно вторая кожа, лишь ниже бедер ниспадая мягкими фалдами. Макияж был неброским, но при этом придавал лицу кошачье, даже немного хищное выражение. Блеск на губах мерцал бриллиантовой пылью.
Она невольно зажмурилась. Интересно, что скажет Дарс, когда ее увидит? Понравится ли платье?
В груди остро кольнуло от сожаления, что он не может обнять ее и прижать к груди прямо сейчас. И плевать, что брат императора. Она бы из кожи вон лезла, чтобы он чувствовал себя счастливым.
Из-за двери донеслись первые звуки музыки —
