– Лифты охраняются, – говорит Коул. – Людей не выпускают отсюда… они пытаются изолировать инфицированных. Хотя, возможно, здесь есть и другой выход. Я видел шахту технического обслуживания рядом с сельскохозяйственными полями, но не знаю, куда она ведет.
Нахмурившись, я вглядываюсь в мерцающую пыльцу на бетонном полу. Когда Мато вел меня в лабораторию Регины, на его куртке были светящиеся разводы от этого грибка. Он сказал, что использовал потайной ход, чтобы не толпиться у лифтов. А Коул видел шахту технического обслуживания. Должно быть, это тот тоннель, что ведет из подвальных этажей на поверхность.
– Думаю, ты прав, – говорю я. – Мато упоминал, что пришлось воспользоваться какой-то шахтой технического обслуживания, чтобы добраться до джипа.
– Отлично, – отвечает Коул.
Покосившись на охранницу, он подхватывает мой рюкзак, надевает его и обнимает меня за плечи. Я все еще злюсь на него, но не уверена, что смогу передвигаться без его помощи. Обхватив его руками, я прижимаюсь к его телу.
– Готова? – опустив голову, шепчет он мне на ухо.
– Да, – говорю я. – Давай уберемся отсюда.
Женщина с винтовкой провожает нас взглядом, когда мы покидаем лазарет, но не останавливает нас. Вот только ее глаза стекленеют, скорее всего потому, что она сообщает всем о нашем уходе. Коул открывает двойные двери, и мы оказываемся в огромной, заполненной людьми комнате, большинство из которых ходят от одной груды вещей к другой. Помещение напоминает атриум – оно такое же большое и круглое, но в высоту всего в два этажа. Несколько компаний сидят на полу, а кто-то расположился рядом с жужжащими генкитами. Вдоль ближней стены огорожены загоны, в которых спят животные. Из комнаты ведет больше десятка коридоров, из которых виднеются жилые и ванные комнаты. Мы словно попали в миниатюрную версию бункера, который наполнен жителями Энтропии.
– Раньше здесь были шахты, – говорит Коул, сворачивая налево, а потом в ближайший коридор.
Он уверенно ведет меня через толпу, пока я прижимаю раненую руку к груди. Сейчас, шагая рядом с ним, я чувствую себя увереннее, хотя мне стоило бы лежать. Существуют специальные предписания для тех, кто теряет конечности, чтобы не доводить до ситуации, когда даже гентех не сможет помочь. Если я буду слишком много двигаться, то нервные окончания в запястье так и не срастутся, а мозг не сможет контролировать руку. Нейроны погибнут и уже никогда не восстановятся. Мато не сильно волновала возможность потери контроля над своей рукой, но мне от этой мысли становится не по себе. Не уверена, что мне понравится полагаться на какой-то алгоритм, чтобы контролировать движения какой-либо части своего тела.
Коридор упирается в большой грот, из которого расходится несколько пещер. Потолок здесь выше, а в центре комнаты расположен широкий бассейн с темной водой. От него к шпалерам от пола до потолка, заросшим тысячами черно-фиолетовых стручков, тянутся трубы. Воздух такой влажный, что дышать тяжело, а мерцающая пыльца висит неподвижным облаком на уровне плеч Коула. Кажется, бассейн глубокий и заполнен ледяной водой, на которую падают тонкие полосы света. Я вытягиваю шею и поднимаю голову. Сверху через изогнутую щель, образованную круглым отверстием в потолке и прикрывающей его платформой, льется свет. Я тут же вспоминаю подвесную стальную платформу в лаборатории Регины. Видимо, она прямо над нами.
– Сюда, – говорит Коул, подталкивая меня к отверстию между двумя шпалерами.
Стены грота завешаны пленкой, но в этом месте из-под нее дует холодный воздух, образуя просвет между облаками пыльцы. Коул убирает руку с моих плеч и отодвигает один из пластиковых листов. За ним на уровне пояса висит цепь.
– Холодный воздух же откуда-то дует… – Он замолкает, когда в коридоре за нашими спинами раздаются шаги.
Он поворачивается, и на секунду его глаза застилает чернота, но затем Коул поднимает цепь и, показав, чтобы я вела себя как можно тише, подталкивает внутрь.
Я оказываюсь в округлом тоннеле с грубыми стенами. Пол усыпан галькой и обломками камней. Здесь холодно и темно, но зрительный модуль активируется, и я вижу, что коридор уходит влево и слегка поднимается вверх.
– Думаешь, у тебя хватит сил бежать? – шепотом спрашивает Коул, проскользнув под цепью и вернув пленку на место.
Я киваю и прижимаю здоровой рукой поврежденное запястье к груди.
– Я попробую.
Он обхватывает меня одной рукой за талию, чтобы не дать мне упасть, а вторую поднимает повыше, освещая нам путь светодиодами панели. Я усиливаю звуковые фильтры и прислушиваюсь, нет ли шагов за спиной. Но пока раздается только эхо голосов и шорох полиэтиленовой пленки, а нас вроде никто не преследует.
Тоннель слегка уходит вверх и уводит влево. Видимо, его выбурили по спирали вокруг бункера. Он достаточно широкий, чтобы в нем поместилась машина, но кое-где встречаются случайные каменные обвалы, а еще поддоны с оборудованием для замешивания цемента и земляных работ. Ноги устали, но панель пытается компенсировать это, посылая больше кислорода в мышцы и обостряя рефлексы. Спустя, наверное, целую вечность впереди появляется желтый свет, а тоннель расширяется. Когда мы достигаем развилки, Коул замедляется.
– В какую сторону пойдем? – привалившись к нему и пытаясь отдышаться, спрашиваю я.
– Ветер дует оттуда, – указывая направо, говорит Коул. – Судя по данным панели, там должна быть парковка, но у меня нет карты, чтобы свериться.
Я поднимаю голову и смотрю на него:
– Разве Мато не дал тебе доступ к картам бункера и города?
Он кивает:
– Да, но этой шахты на них нет. Вот почему я обратил на нее внимание. Ее не было в поисковой сети, которую мы использовали.
Меня охватывает беспокойство. Я перевожу взгляд с одного тоннеля на другой, а затем посылаю импульс из манжеты. Он получается слабым, потому что для панели важнее исцелить руку, и вся энергия направлена туда. У меня перед глазами на стенах вырисовываются всполохи света, но это больше похоже на какой-то сбой. Словно что-то блокирует мой сигнал.
– Что случилось? – спрашивает Коул.
Я медлю с ответом, вглядываясь в колеблющиеся узоры. Видимо, импульс искажается из-за того, что мы находимся под землей. Но у нас нет времени, чтобы проверить оба тоннеля. Люди Регины уже ищут меня.
– Ничего, – говорю я и поворачиваюсь направо к тоннелю,
