— План Небесного Града… — пробормотал он задумчиво. — Гилем Эль-Раэда. Если ковер здесь, а не в его закромах, то значит — голова его отделена от тела… Скажите, мои дорогие гости, как к вам попал ковер одного из величайших магов Ан-Хара?
Ильдиар вдруг понял, что он действительно так и не узнал, каким образом Валери досталась столь изумительная вещь — в самом деле, не могла же она пробраться в сокровищницу упомянутого мага и выкрасть гилем, пока бергары осаждали Ан-Хар, а он, Ильдиар, сражался с ифритом! Да и вряд ли тот просто так лежал себе на верхней площадке смотровой башни. Так откуда же?! Должно быть, это и было то, что его исподволь мучило все это время, — тайна чудесного побега из города… Но сейчас было уже поздно спрашивать — Валери и Сахида уводили прочь Необоримые…
Алон-Ан-Салем развернул своего коня, бросив напоследок:
— Остальных — в шахты, а гному предварительно дать плетей.
Черный, как сама ночь, жеребец заржал, пришпоренный, и унесся прочь по истоптанной копытами тропе.
Солнце над Аберджи готовилось войти в зенит, не суля новоявленным каторжникам ничего хорошего…
Глава 6. Безвременно почившие
Хватит льстить себе, ты, ничтожная чернь,И от звезд отделять шипы терний!По траве ты ступаешь, но там одна стернь,Нет сомнений, вздохов, прозрений… Мы на зеркале тонком вычертим песню,И песни не будет нашей чудесней.Из крови мы вырастим сад над стеной,Из жил мы воздвигнем мосты над водой.Из глаз — чертог, что под месяцем нищим,А тьма из сердец станет птичьею пищей.И гнезда восстанут на тонкой игле,И вздрогнет Повешенный в нервов петле.В мясорубку мы сбросим бескровное тело —Его жвала машин перемелют умело.Из фарша шедевр будет выстроен наш,Плоть со стеклом сольется в витраж.И вот ты молись, жалей и люби.Так было нужно. Прости, Терненби.О чем, как ты думаешь, мы здесь поем?О том, что в пыли на надгробье твоем. «Терненби». Ригарре (песнь) о возведении Терненби. Переделано из песни Не-Тех-Времен Кинраеном Кином, феннином (бардом) Терненби.Октябрь 652 года. Где-то на Терновых Холмах.К месту, о котором говорил Крысь, они вышли, когда уже смеркалось. Нагруженные тяжелыми мешками и оружием, Джеймс и сэр Норлингтон едва волочили ноги после утомительного перехода. Местность саму по себе вряд ли можно было назвать дружелюбной для путников: весьма крутые склоны холмов, множество торчащих из земли камней, вездесущие заросли чертополоха и терна, вынуждающие тратить силы еще и на то, чтобы их обойти. Так помимо всего прочего, паладины еще и спешили — они не могли позволить себе даже на минуту остановиться и передохнуть.
Кукольник отстал почти сразу. Некоторое время беглецы еще наблюдали издали его жуткую фигуру, медленно шагающую вслед за ними, пока очередной холм полностью не скрыл ее из виду. Но Крысь все равно не унимался и торопил паладинов, даром что сам с удобством путешествовал на плече сэра Доусона:
— Нельзя останавливаться, нельзя! — ежеминутно твердил хвостатый. — Если не успеем до ночи, из здешних нор повылезают такие твари, с которыми лучше лишний раз не встречаться. Видели уже греббергов, с головами как у псов, но без глаз? Мерзкие создания. Крысь знает, о чем говорит, — днем они сидят под землей — боятся Кукольника и его своры, а ночью вылезают на поверхность, сожрать то, что он им оставил. Мертвых, умирающих…
— Этот Кукольник — да что он вообще такое? — пропыхтел Джеймс, перебрасывая мешок с одного плеча на другое. Крысь при этом успел столь же ловко перепрыгнуть в обратном направлении.
Сэр Норлингтон шел чуть поодаль, он все больше хмурился и не торопился вступать в беседу, а вместо этого, что было для него совершенно не свойственно, взял на себя роль покорного ведомого — Джеймс списывал все на его усталость, вкупе с последствиями колдовского сна и остаточным действием ядовитой воды из колодца.
— Он охраняет покой спящих, — несколько помедлив, словно раздумывая, отвечать правдиво или нет, и при этом зачем-то оглянувшись на бредущего позади и кажущегося отрешенным от всего сэра Норлингтона, произнес Крысь. — Следит, чтобы никто их не потревожил. Ну, или не пробудил ненароком — хотя, кто ж на такое решится?
— Кладбищенский сторож, значит… — сказал Джеймс. — Жуткое существо — и весьма под стать этим бескрайним могильным просторам.
— Кукольник — ужасно могучая тварь, — согласился Крысь. — Так ведь и покойники в этих местах не простые.
— Что это значит?
— Терпение, мастер Джеймс, терпение. Мы уже почти пришли. Скоро вы сами все увидите…
И они увидели. Правда, это было отнюдь не то, о чем говорил Крысь. Взобравшись на очередную вершину, путники замерли, не в силах унять взволнованное сердцебиение от того, что им открылось. Из склона ближайшего холма вырастала, словно некое чудовищное дерево, молния. Изгибаясь и изламываясь, она тянулась к фиолетовым тучам, будто пыталась их поцарапать. Молния не сверкала — она была столь серой и померкшей, как будто давно уснула и успела покрыться пылью. Она являла собой настолько удручающее и печальное зрелище, что Джеймс непроизвольно пожалел ее, словно она была живым человеком.
— Я ведь видел ее… — пораженно прошептал он. — Из окна «Голодного Зверя».
— Это Меганни, — пропищал Крысь. — Я зову ее Меганни.
— Ты дал имя молнии? — невесело усмехнулся сэр Норлингтон.
— Должно ведь у женщины быть имя, верно? — недобро прищурился усатый — кажется, в этот момент он отреагировал на насмешку всерьез — впервые за все его знакомство с чужаками из-за Порога.
— Женщины? — удивился Джеймс.
Крысь лишь ткнул своим тонким длинным пальцем в сторону невероятного погодного, или магического — молодой рыцарь все никак не мог определиться — явления.
И правда, десятки корней молнии образовывали нечто, напоминающее каркас платья, плавно переходящий в стройную фигуру. У нее будто бы были четко очерченная талия, высокая грудь, узкие плечи и тонкая шея. Две невероятно длинные руки она вскинула над головой, а голова, в свою очередь, напоминала путаный узел с вздыбленными кверху и сросшимися с руками волосами. Сине-металлические пряди закручивались спиралями и уходили далеко в небеса, прошивая низкие тучи иглой и теряясь где-то в их глубине.
— Она прекрасна, — сказал Джеймс и только сейчас позволил себе моргнуть.
Напрасно он это сделал! Все вдруг изменилось. Теперь он не мог различить в синих изломах человеческой фигуры — теперь Меганни была лишь молнией.
— Изумительное наваждение, — кивнул сэр Норлингтон.
Молодой товарищ уловил в его голосе столь редкие, почти мифические для старозаветного паладина, восхищенные нотки.
— Умершая в тот миг, в который родилась на свет, — с чуждой для себя тоской проговорил Крысь. — Меганни не посчастливилось засверкать
