— Вечная Осень? — догадался Джеймс.
— Вечная Осень, — подтвердил Крысь. — Она должна была стать невестой Шутливого Серпа, но ей не дали надеть подвенечное платье. Ее превратили в мертвую статую — она стала нечаянной жертвой, о которой пожалели все: и те, кто ее любил, и те, кто убил ее. С тех пор Младой Старец тоскует, он утратил задор, даже былое коварство его — отныне лишь жалкая тень. Теперь его зовут Бледным Горбуном, его отара разбрелась кто куда — Пастух Звезд появляется со своим фонарем теперь лишь для того, чтобы осветить какое-нибудь злодеяние, чтобы какую-нибудь окровавленную жертву, подло убитую, увидели все и все же и ужаснулись. Но затем он гасит фонарь, чтобы злодей ушел от расплаты и после совершил еще одно грязное дело. Улыбка Ночи превратилась в мученический оскал, и лучше бы ее не видеть.
— О чем ты толкуешь, Крысь? — Джеймс воспринял задумчивый говор усатого, как какой-то бессвязный бред. — Какие-то люди со странными прозвищами. Пастухи и фонарщики. О чем ты говоришь?
Сэр Норлингтон, в свою очередь, все прекрасно понял. И казалось, что своей меланхолией Крысь заразил и его.
— Некто со странными прозвищами, — пояснил он отстраненно, — он пастух, и он же фонарщик, и он далеко не человек. Речь о месяце, мой юный друг. Жених нашей Меганни — это месяц.
— Тот самый? — поразился Джеймс.
— Тот самый, — пискнул Крысь. — Ну да ладно, не будем, мои любопытные спутники, останавливаться надолго. Нужно спешить. Спешить укрыться, да! Ночь приближается, а с ней — и гребберги. Нам нужно спрятаться, пока нас не учуяли их носы, пока нас не услышали их уши, пока их желудки не выделили голодный сок, требующий нашей плоти.
— Далеко еще до укрытия?
— Совсем нет. Оно в глубине холма Меганни. Мы с вами добрались почти до самого края Чуждых Королевств. Далеко на севере — Фер-Нейн, намного ближе — день пути — Григ-Дарроган. Поспешим…
Беглецы спустились в распадок и начали новый подъем. Холм, со склона которого произрастала молния Меганни, был гораздо крупнее всех, что им довелось здесь встречать ранее.
На вершине холма возвышались уже привычные могильные камни, но здесь их было совсем немного — всего около двух десятков, каждый из которых был окружен проржавевшей, заросшей плющом оградой. Даже в сгустившихся сумерках было видно, что это далеко не простые надгробия. Серые глыбы прямоугольной формы украшал затейливый орнамент, помимо этого они были сплошь исписаны письменами и таинственными символами. На каждой из плит сидел каменный геральдический зверь, и по большей части это были невероятные, невиданные в Ронстраде создания. Разглядеть как следует удалось лишь ближайшего. Обвившее старое надгробие щупальцами, существо походило на спрута, все тело которого было покрыто глазами с сомкнутыми веками. Не менее дюжины конечностей так крепко сжимали камень, что он пошел трещинами. Заметив это, Джеймс даже отшатнулся — тварь была вовсе не каменной.
— Все верно, верно, — едва слышно произнес Крысь. — Они все спят — не нужно их будить. Не нужно, потому что бодрствующие они, уж поверьте, намного… кхм… неприятнее. Не нужно тревожить надгробия, мастер Джеймс. Здешние хозяева этого не любят. А мы тут, можно сказать, в гостях. Нам туда. — Хвостатый принялся торопливо царапать молодого рыцаря за плечо и указал на противоположный склон холма, туда, где виднелись корни Меганни. — Вход там.
Путники мрачно переглянулись, развернулись и направились в указанном направлении. Они спешили отойти подальше от кованых оград, внутри которых, как в клетках, сидели эти жуткие, отвратные твари, способные в любой момент открыть глаза — сотни своих глаз.
С каждым шагом прочь страх отступал, а мысли паладинов все больше занимали вещи более насущные, а именно — ожидание того чудесного мгновения, когда можно будет наконец сбросить мешки на землю и присесть рядом. И только Крысь, удобно устроившийся на плече Джеймса, по-прежнему глядел на могильные плиты. Он прекрасно знал, что на двух из них выбито нечто такое, чего пока что не полагалось видеть его доверчивым спутникам. И то, что они ничего так и не заметили, заставило его усы самодовольно встопорщиться.
Крысь достал книжицу, перо и начал что-то лихорадочно записывать.
* * *Пока они шли, на Терновые Холмы опустилась ночь. В паре сотен шагов, будто искореженная колонна, уже возвышалась молния, приобретшая во тьме угрожающие фиолетовые оттенки. Она выглядела так, будто в любой момент могла завалиться, и идти к ней было весьма неуютно. В ста шагах от ближайшего корня стало видно, что он, точно полупрозрачными кружевами, оплетен чем-то, напоминающим взвихренные и изрезанные на лоскуты ленты — это был застывший ветер.
Несмотря на то, что молния давно уснула, воздух рядом с ней по-прежнему был необычайно свеж, да к тому же он резал горло. При этом Джеймс отметил странные ощущения, появившиеся с приближением к этой Меганни. Кончики пальцев покалывало, а волосы зашевелились, будто живые. В ушах и голове шумело, все тело начало мелко дрожать — по каждой кости его скелета словно кто-то долбил крошечными молоточками. Это было не больно, но весьма и весьма неприятно.
— Это все наша Меганни, — сообщил Крысь. — У нее характер. О! Вот мы и пришли!
Путники с трудом разглядели, пробитую в склоне холма железную двустворчатую дверь, почти полностью скрытую от глаз кустами колючего терна. Сперва Джеймс решил, что она не открывалась столетиями, но, приглядевшись, различил, что чертополох, растущий в тени двери, услужливо расступается в стороны, образуя удобную тропинку. Слишком услужливо расступается…
— Что-то я сомневаюсь… — проговорил Джеймс. Ему совершенно не хотелось углубляться под землю. Быть может, все это из-за переутомления и ощущения загнанности, но этот холм ему вдруг представился огромной головой, готовящейся распахнуть свой рот.
— Мастер Джеймс, только здесь мы можем спрятаться! — заверещал Крысь.
— Я не хочу туда идти…
— Джеймс.
Сэр Норлингтон поглядел на спутника весьма выразительно. Старозаветный паладин, очевидно, испытывал схожие чувства, его одолевали те же подозрения и сомнения, но отчего-то он совершенно не казался раздраженным или недоверчивым. Судя по всему, он был всерьез убежден, что им следует идти туда, куда вел их Крысь.
— Как бы я ни относился к нашему хвостатому другу, — сказал он, — сейчас я вынужден признать: его приглашение под этот холм весьма… заманчивое…
Джеймс все понял, а Крысь, в отличие от него, воспринял слова старозаветного паладина за чистую монету и принялся возбужденно помахивать своим крысиным хвостом.
— Что это за место, Крысь? — тем не менее, спросил молодой рыцарь.
— Это глубина глубин! — горделиво пояснил
