– Я обязательно тебя предупрежу. – Он улыбнулся, и напряжение в моей груди немного ослабло. – Ты узнаешь о моем возвращении заранее. Обещаю.
– Я буду помнить об этом обещании.
Я перегнулась через кровать, чтобы поцеловать его в лоб. И оказалась совершенно не готова к тому, что Виктор поднимет голову и встретит мои губы своими. Между нами проскочил разряд, и я, ахнув, отпрянула. Слишком сильно это напомнило мне удар током, который я получила в его кошмарной лаборатории.
Виктор развеселился.
– Ты что же, забыла, каково это – целовать меня, Элизабет?
Я вздернула подбородок, надменно глядя на него сверху вниз, но в уголках моих губ играла улыбка.
– Возвращайся скорее, чтобы мне напомнить.
Когда я выходила из комнаты, меня провожал его смех, от которого хотелось парить над землей.
Жюстина встала, убирая одежду Уильяма, которую она взяла с собой, чтобы починить. Как она ухитрилась уместить ее в сумочке, я не знала.
– Как Виктор? – спросила она.
С тех пор, как мы перенесли Виктора в дом врача, Жюстина его не видела. Я предложила провести ее, но она залилась румянцем от одной мысли увидеть старшего сына своего хозяина в постели. Страшно представить, что с ней сталось бы, узнай она, как часто я, пусть и в совершенно невинном смысле, делила с ним эту постель!
– Он совсем поправился. И хочет, чтобы мы немедленно отправлялись домой.
Жюстина закрыла глаза и кивнула, с улыбкой вознося благодарственную молитву.
– Я так рада!
– Тому, что он поправился, или тому, что мы едем домой?
– И тому, и другому! И что нам осталось провести в этом противном пансионе всего одну ночь.
Я задумчиво поджала губы. Я уже попрощалась с Виктором. Между нами больше не было неразрешенных вопросов. Он любил меня. Я заполучила свой трофей и ценой некоторых разрушений спасла его репутацию. Мое будущее было защищено от нищеты и лишений.
А судья Франкенштейн мог идти к черту.
Улыбаясь, я подхватила Жюстину под руку.
– Давай уедем сегодня же вечером. Заберем только сперва вещи. Я тоже ни минуты не хочу оставаться в этом городе.
Жюстина поцеловала меня в лоб, сняла со своей шляпки запасную булавку и аккуратно воткнула ее в мою. Выходя на улицу, я обернулась; мне показалось, что я увидела, как Виктор возвращается назад в свою комнату. Может, он вышел, чтобы попрощаться? Но почему тогда он нас не окликнул?
Возможно, он тоже не хотел показываться Жюстине в одной сорочке. Он вообще не любил общаться с людьми, и уж тем более когда был болен. А может, это был не Виктор, а врач. Я думала об этом всю дорогу до пансиона. Мне было бы куда спокойнее, если бы Виктор согласился вернуться с нами.
Но я должна была верить, что он сдержит слово и приедет. Виктор никогда мне не лгал.
Оказавшись в комнате в доме фрау Готтшальк, я театральным жестом захлопнула наш сундук.
– Ах! – взволнованно воскликнула Жюстина. – А как же Мэри? Она была к нам так добра. Было бы грубо уехать не попрощавшись.
Я согласилась. Это было бы грубо. И очень разумно, учитывая, как много она знала о моих ночных похождениях.
– Напиши ей и передай наши извинения. Скажи, что я благодарна ей за все. Особенно за плащ, который она мне одолжила. – Я скользнула рукой по краю плаща и с удивлением поняла, что уже успела соскучиться по Мэри.
Жюстина устроилась за исцарапанным, облупившимся столом и прилежно приступила к составлению письма – куда более искреннему и элегантному, чем когда-либо могла бы написать я. В иных обстоятельствах мы с Мэри могли бы стать подругами. В обстоятельствах, при которых я могла позволить себе такую роскошь, как друзья. У нее был дядя и магазин. Она не нуждалась во мне. А я не нуждалась в ее проницательных, понимающих глазах. И потом, у меня были Жюстина и Виктор. Я потеряла Анри, но это лишь подтверждало, что друзей поистине бывает слишком много.
***Перед самым заходом солнца, в последний момент избежав замков фрау Готтшальк, которая, взяв с нас дополнительную плату за использование чернил, настороженно контролировала наш отъезд, мы с Жюстиной разместились в дилижансе.
– Домой! – выкрикнула я и махнула рукой вперед.
Карета, подпрыгивая, понеслась прочь из Ингольштадта, к дому на озере, которого я больше не боялась лишиться. Ради Жюстины решено было ехать всю ночь.
Рано утром, когда солнце еще не поднялось над горизонтом, меня разбудила яркая вспышка молнии. На секунду мне показалось, что на холме, мимо которого мы проезжали, я увидела ту самую фигуру с улицы. Фигуру из моих кошмаров. Она бежала как человек, но с нечеловеческой скоростью и как-то чудовищно неправильно. Я в ужасе зажмурилась. Очередная вспышка молнии вынудила меня открыть глаза.
Нас никто не преследовал.
Я вжалась в сиденье, закрыла глаза и сосредоточилась на мысли о доме. Доме, который снова был моим.
Часть вторая
Исполни светом тьму мою
Глава двенадцатая
Свободу обрести, чтоб новый долг принять7
Пока наша с Жюстиной лодка медленно скользила по гладкому озеру, я вспоминала свой первый день здесь. Я была так напугана. Дом казался мне хищником, готовым меня сожрать. Теперь же дом как будто бесконечно сжался в размерах. Торчащие шпили напоминали не зубы, а надгробные камни. Ворота раскачивались на ветру, не пытаясь нас поймать, а скорее устало приглашая внутрь.
В своем сознании я рисовала картины своего триумфального возвращения. Но теперь я просто неподвижно сидела и смотрела, как впереди вырастает дом. Я поняла наконец одну вещь: все мои усилия, все надежды, страхи и путешествия были направлены на то, чтобы всю жизнь оставаться в одном месте.
Солнце почти село, день клонился к вечеру. Возвращение домой и встреча с родной постелью не вызывали во мне ожидаемого энтузиазма. Жюстина радостно вздохнула и взяла меня за руку.
– Смотрите! Это Уильям! Он встречает нас на пристани!
Она замахала своему юному воспитаннику так оживленно, что лодка закачалась.
Я тоже улыбнулась и помахала. Судья Франкенштейн, по счастью, еще не вернулся из своей загадочной поездки; это снижало риск, что он захочет поговорить с Жюстиной и узнает о моем несогласованном отъезде. Не то чтобы он когда-нибудь разговаривал с Жюстиной – за два с лишним года, что она провела в доме, я не могла припомнить ни одного случая, – но все-таки на душе у меня полегчало. Я не хотела, чтобы Жюстина узнала, как я обманом увезла ее с собой, не получив на это позволения.
Итак, судья был в отъезде, а я точно знала, что меня не выставят на улицу, и потому перемещалась по дому с самоуверенностью законной хозяйки. Возможно, кто-то в моем положении, обретя наконец какое-то подобие стабильности после долгих месяцев тревоги, упал бы без сил в
