— У тебя все прекрасно получается, — мягко говорит мама. — Не забывай задатки сильной женщины, которые всегда у тебя были. Твоему Па никогда с ней не сравнится.
Па, смеясь, переводит свой взгляд на нее, через мгновенье звук пронзает меня. Впервые за всю неделю он искренне смеется, и это звучание, как редкий солнечный луч, светит из окна и разливается по маминой постели. Я улыбаюсь, и они оба усмехаются в ответ, сейчас у нас все хорошо, мы в порядке. На сегодня достаточно обещаний.
Я встаю, чтобы наполнить кружки чаем, пока Па дает маме новую порцию разработанного им лекарства. Я замечаю, что Па одет в ту же одежду, что и два дня назад. Та же ситуация с мамой. Я морщу лоб и наблюдаю за ними. Вот что будет, если я сдам экзамен? Он будет ухаживать за мамой, или, еще хуже, останется совсем один?
Реальность всплывает передо мной.
Я вздрагиваю, наливая чай, когда раздается звон часов. Пришло время. Я прекращаю собираться исписанные конспекты, на которых пишет Па.
— Мне нужно быстро кое-что проверить.
Я целую их обоих, затем бегу снова проверить, что происходит с моим экспериментом, и обнаруживаю, что результаты исходная деформация клеток болезни показала то, что я уже начала подозревать. По телу прошла дрожь.
Глава 25
Экзамен проходит в секретной комнате дома местного констебля, расположенного в Высшем районе, пока остальные парни из Высшего района сдают его в университете.
Половину пути Селени глумилась над этим.
— Давай начистоту. Получается, тебе позволено сдать экзамен, но не позволено сдавать его в университете как любому другому кандидату.
— По всей вероятности, они пытаются предотвратить массовые судебные иски от Высших, — говорит Па.
Селени трясет головой.
— В любом случае, это неправильно. Берилл сказал, некоторые потребовали, чтобы Рен проходила тест отдельно, подальше от хрупкой психики остальных парней. Есть опасение, что она будет лишним стрессом, — фыркает она. — Видимо, твои женские хитрости, Рен, способны сделать из них идиотов.
— Они и без меня хорошо справляются, — говорю я, скрывая эмоции. Сжав их руки и глубоко вздохнув, я поднимаюсь на крыльцо и с высоко поднятой головой прохожу внутрь.
Констебль пожимает мою руку и мягко произносит:
— Удачи, мисс Теллур.
Затем ведет меня в комнату, где за передвинутым столом в креслах сидят три университетских профессора и два члена правления. Дверь позади меня закрывается, без вступительных слов один из профессоров тянется к куче бумаг и чернильному перу:
— Мисс Теллур, давайте начнем.
И мы начали.
Вот только это не было похоже на начало, скорее на продолжение того, что я ждала всю жизнь, но не осознавала. Будто частичка меня была похоронена под землей, а теперь она поднимается вверх к солнцу.
Это и был мой расцвет.
Выпив немного воды, я отвечала на вопрос.
Потом отвечала снова. Совмещенный письменный и устный экзамен шел практически шесть часов, не считая трех десятиминутных перерывов и кусочка хлеба с сыром, упакованных тетей Сарой и Селени. Четверть вопросов из теста не были для меня проблемой, над остальным пришлось попотеть. К концу дня слова и числа перемешались, а в моем обремененном мозгу поднялась паника.
«Притормози, Рен. Передохни».
Я закрываю глаза и ритмично прокручиваю перед глазами пейзажи, пока ко мне не возвращается сосредоточенность. А через несколько минут мы заканчиваем и я пожимаю им руки, пока член правления сообщает мне:
— От имени нашей группы, уполномоченной наблюдать за вашим тестированием, поздравляю вас с тем, что вам разрешили это сделать. Вы узнаете результаты вместе с нашим решением через несколько недель.
Дверь открывается и появляется констебль. Я следую за ним в гостиную, где пахнет одеколоном, и, когда поднимаю глаза, рядом с дядей вижу Винсента и его отца.
Мистер Кинг разговаривает с дядей Николасом.
— Просто пришли узнать как дела у мисс Теллур. Винсент сдал экзамены несколько дней назад благодаря личным знакомствам, а, поскольку он принял решение добиваться руки мисс Теллур ухаживаниями, то счёл необходимым оказать ей свою поддержку сегодня.
Я сглатываю желчь, поднявшуюся к горлу.
«Ваш сын пытался убить меня и стоит за убийством мальчика» — хочу сказать я. И я сказала бы, если бы это хоть немного помогло. Жермен и Рубин уже сказали, что он заплатил им за помощь в победе, но поскольку ничего напрямую не указывает на Винсента, они сидят под домашним арестом, пока он ходит на свободе.
Я морщу нос. Из него выйдет хороший политик.
И все же… даже грехи политиков рано или поздно раскрываются. Однажды они понимают, что грехи становятся клеткой.
Я подхожу, глядя на него. Его светлые волосы растрепаны. Он выглядит отчаявшимся. Ему не по себе.
— Что тебе нужно на самом деле? — шиплю я.
Его губы растягиваются в натянутой улыбке.
— Пусть прошлое останется в прошлом.
Я поднимаю бровь.
Он смотрит на отца и понижает голос.
— Я готов не обращать внимания на твою маленькую интрижку с мистером Уилксом, если ты забудешь о моих проступках. Мы можем вернуться к нормальной жизни и мой отец не должен ни о чем знать.
Я моргаю. Он шутит?
— Я могу оценить твой ум лучше, чем кто-либо другой, — продолжает он. — Мы когда-то были друзьями, Рен, и, осмелюсь сказать, я ни разу не осудил ни тебя, ни риск, на который ты пошла. Даже там, в лабиринте. Я хочу сказать, ты высказала свою точку зрения. Теперь ты можешь отступить. Я ценю то, что ты можешь мне дать. Ты ценишь мои деньги. Ясно как день.
Я на самом деле смеюсь. И гораздо громче, чем намеревалась, отчего его лицо заливается краской.
Как прогрессивно с его стороны.
— Мистер Кинг, я предпочла бы думать о своем будущем не как — как вы описали нас в лабиринте — крысы в клетке?
На его идеально точеном лице отражается вспышка страха. Четко. Ясно. Такой же страх я видела на его лице, когда он видел, как больные люди поднимаются из могил, преследуя его.
Склонив голову, изучаю его реакцию. До этого момента мне и в голову не приходило, что нечто столь нелепое может быть его величайшим страхом. И почему? Я чувствую, как в голове начинает пульсировать, словно приближая меня к какому-то открытию.
По коже пробегают мурашки от воспоминаний, которые всплывали в Лабиринте. О том, как Винсент предложил позаимствовать ему моей вакцины от легочной болезни, чтобы протестировать ее на клетках коровьей болезни.
Винсент работал рядом со мной в тот день, когда у одной из крыс проявились первые симптомы болезни. Винсент опрокинул коктейль, которого не должно было быть в нашей лаборатории — и перевернул несколько клеток, позволив крысе убежать. И его исчезновение на следующие три дня, а затем
