То был зрительный стебель ожившей бури, отсеченный, но не растворившийся вместе с прочей стихией. Его поддерживало сильное заклятие, оно подпитывало его жизненные силы, чтобы существо продолжало служить. Все, что видел клочок бури, передавалось назад к хозяину, насыщало разум чародея: тень была его глазами. Тот же самый разум посылал обратно существу импульсы, руководившие его передвижением, приказы, которым оно не могло воспротивиться, даже если бы было способно на подобные мысли.
Безобразный разведчик продолжал свое тихое исследование «Железного дракона», пока наконец не разыскал каюту капитана. Отсеченный глаз замер на потолочной балке, наблюдая, как внутри жарко спорили два дуардина. Пучок ганглиев, что управлял мускулами, не испытывал никакого интереса к бородатым фигурам. Он был неспособен удерживать воспоминания, не помнил даже то, что эти создания совсем недавно отсекли его от гигантского щупальца. Все сведения получал направлявший его действия чародей, по его приказу существо избегало показываться дуардинам на глаза, по его приказу оно затаилось в тенях, свернувшись в кольца.
Это Кхорам приказал существу не спускать глаз с дуардинов, это он узнал в одном из них капитана броненосца. И это он использовал глаз обрубка, чтобы читать по губам капитана и незаметно подслушивать спор. Перед тем, кому покорился язык демонов, не сокрыть своих тайн ни одному языку смертных.
Скагги расхаживал взад–вперед по каюте, все активнее заламывая от росшего разочарования утонувшие в бороде пальцы. Глаза логистикатора светились некой угрюмой злобой, недоброй, деспотической. Он указал узловатым пальцем на Брокрина и громко, словно перед ним стоял не капитан, а кадет в Академии, спросил:
— Неужели ты не видишь, что ситуация изменилась? До настоящего момента вопрос «воспользоваться предложением Грокмунда или нет» был чисто прагматическим. Но теперь это наш единственный шанс! Мы потеряли фрегаты; хотя бы на секунду представь, какой вергельд потребуют семьи обоих экипажей! Да нам выдвинут такую сумму, которая разрушит карьеру всего командующего состава «Железного дракона»! Мы погрязнем в таком долге, что по нему после нас будет расплачиваться третье поколение, и это если удастся выторговать щадящие проценты. Какие убытки понесут наши поручители — их–то уж точно хватит, чтобы все в гильдии поверили в портовую брехню о том, что на тебе с кораблем висит проклятие.
Скагги так яростно закрутил прядь бороды, что вырвал из нее несколько волосков.
— Время, когда мы еще могли выбирать, кончилось, — провозгласил логистикатор, — мы вынуждены принять условия сделки Грокмунда. Его жила с эфирным золотом — единственная надежда на то, что мы выкрутимся из этого фиаско, и пусть мы не покроем все долги, но хотя бы их размер не будет столь ужасающ, что даже самый безмозглый огр поймет: с таким камнем на шее лучше пойти и утопиться.
— Да, я уже не раз это слышал, — ответил Брокрин ровным и непоколебимым, как скала, голосом. Те, кто хорошо знал капитана, понимали: если он заговорил каменным тоном, значит, его терпение на исходе. — Ты изложил свое мнение достаточно ясно, не нужно повторять десять раз.
— Боюсь, что как раз–таки нужно, — возразил Скагги. Он тоже знал характер Брокрина, но сам был слишком на взводе, чтобы отступать. — Нужно до тех пор, пока твой глухой лоб не пробьет хотя бы толика здравого смысла. Мы не можем больше выбирать. Нет выбора, остался только один вариант. Единственный, который позволит нам успешно…
— Разнести броненосец по всем уголкам Хамона, — прервал его Брокрин и спросил, показывая пальцем на обугленный кратер в центре стола: — Забыл, на что способен даже минимальный объем Грокмундова сокровища?
— А ты не забыл, что Хоргарр взял и подорвал все остальное, когда мы сражались с этим… — логистикатор развел руками, не в силах подобрать нужных слов, — что бы это ни было.
— Намекаешь, что лучше бы то страшилище разорвало на части еще и броненосец, вприкуску к фрегатам?
— Не говори ерунды, — оскорбился Скагги, — нам повезло, что у Хоргарра хватило ума на подобную хитрость, но куда благоразумнее было бы оставить хотя бы щепоть. Даже если мы решим вернуться в Барак–Зилфин и убедить кого–то отправиться вместо нас — подкрепить слова нам будет нечем. Нечего показать поручителям. Только история Грокмунда и наши претензии на долю выручки, — Скагги прищурился, направил палец на Брокрина, — претензии нищей команды, стоит добавить. Встречают по одежке. Средства также охотнее вкладывают в то, что внушает уважение и уверенность. И какое же по прибытии в порт создаст впечатление корабль с пустыми трюмами, разбитым флотом и знатной задолженностью перед человеками?
— У нас нет оборудования для перевозки золота из месторождения, — в сотый раз объяснил Брокрин, — в газообразном состоянии руда несоизмеримо опаснее очищенного слитка, что получил Хоргарр.
— Нет прибыли без риска, — сказал Скагги. Он вопросительно выгнул бровь и недоверчиво посмотрел на Брокрина. — Так боишься потерять корабль? У тебя все равно его отберут, клянусь костяной бородой Темного кузнеца. Какая разница, взорвется он при перевозке немыслимого богатства в Барак–Зилфин или пойдет на запчасти, чтобы покрыть твои долги? Которые, к слову, куда выше, чем стоит эта лоханка.
— Разница в том, — ответил Брокрин, кладя руку на стену и поглаживая ее, словно броненосец был живым, — что если такой объем золота взорвется, то корабль не только обратится в пыль, он еще заберет с собой всех до последнего. А на запчасти он отправится в одиночестве.
— Тебя–то он точно с собой прихватит, —
