– Это, – подвинул он первую кучку в сторону студента, – если мне не придется вопрос повторять. Это, – добавил еще одну, – если ты, братец, найдешь решение быстро. Это, – третий столбик двинулся в путь, – если добавишь кружечку горячего чаю, чтобы мне было приятней читать. Ну, а это – если я найду в книгах то, что мне надо. А последнюю плату ты обретешь, если у тебя найдутся ответы на дополнительные вопросы.
Студент сглотнул, обозревая предложенное богатство. Попросил обождать и быстро убежал в глубь коридора, громыхнув на прощанье дверью.
Механик не успел заскучать, как дверь снова распахнулась и в комнатку ввалился запыхавшийся студент. К его груди была прижата огромная папка с бумагами. Аккуратно примостив ее перед Калиничем, медик снова сорвался в бег, и уже через минуту рядом с папкой исходила горячим паром кружка, полная ароматного напитка.
Хмыкнув, Механик сгреб три стопки монет и высыпал в руку студенту:
– Обожди пока рядом, – пробормотал он, развязывая завязки и вчитываясь в бумаги.
Расторопный медик принес бумаги распределения больных по камерам не менее чем за полгода.
Несмотря на то что больница ориентирована была на нищие слои населения, с которых не получить и обломка полудени, отчетность была на высоте. Все же бюджетное финансирование. А проверяющие инспекторы следили за распределением средств с такой скрупулезностью, словно вырывали их из рук своих голодающих детей.
Отсортировав листы за последний месяц, Механик отодвинул папку на край стола. Найти в оставшихся листах человека, пострадавшего от неизвестного химического яда, было не сложно, но дочитав его больничный лист до конца, Калинич недоуменно нахмурился.
– Иди-ка сюда, братец, – окликнул он медика, сунул лист ему в руки. – Скажи мне, что это?
– Больничный лист, ваше благородие. Тут писано, что ночью двадцать пятого числа прошлого месяца к нам поступил пациент с обширными язвенными поражениями левой стороны тела. Более всего пострадала кисть левой руки и кожа лица и шеи. Руку было решено ампутировать…
– Я умею читать, братец. Скажи мне, что это за чушь в конце, что за проблемы с сердцем? И почему тело кремировали так спешно? И обращайся ко мне «мастер», я не из благородных, – последнее слово Механик выплюнул с отвращением.
– Конечно, мастер, – поклонился медик. – Тут, значит, написано, что больной претерпел кризис и его сердце отказало. А тело кремировали на следующее утро после обхода и заключения дежурного врача.
– Послушай меня, – Механик понизил тон, из-за чего звук его шелестящего голоса стал похож на скрежет напильника по кости, – вы можете писать в своих бумажках любой бред. Но я желаю знать, как умер этот человек и почему его сожгли так быстро. Вот, – кинул он пару листов в сторону медика, – два тела, умерших ранее, до сих пор гниют в подвале, а этого вы сожгли немедля. Кто дежурил в ту ночь?
Студент покрылся холодным потом, его затрясло, настолько сильно, что дешевая бумага в его руках порвалась. Упав на колени перед Калиничем, медик запричитал:
– Не губите, мастер… я же не знал… я думал, она просто проведать пришла… Думал, может, к любовнику. Кто же знал? Она и денег заплатила, чтобы, значит, в отдельную камору его перевели…
– Тихо, не суетись. Я не сержусь. Тот человек не был моим другом, и я не собираюсь мстить или заявлять на тебя начальству. Просто хочу знать правду. Понимаешь меня? – он похлопал по кошелю. – Я люблю правду, – Калинич выделил последнее слово, – и готов щедро за нее платить.
– Все скажу, мастер, все скажу, – студента трясло уже от облегчения. – Я дежурил тогда… Ко мне накануне на улице подошла девица, симпатичная, молоденькая. Завела разговор. Она знала, что я тут ночами обретаюсь один, у меня положение такое… Знала, что мне деньги страсть как нужны. Сказала, что друг ее тут страдает и она не желает, чтобы было ему худо. Денег дала, чтобы я в лучшую палату определил, понимаете? Я не знал, что так будет…
– По существу сказывай, денег дала, что дальше?
– Ну, я этого малого перетащил. У нас много места пустого-то… по доброй воле сюда не спешат. И она еще сговорилась, чтобы я им свидание, значит, устроил. Но чтобы сам не присутствовал. Пришла одна ночью, деньги честь по чести принесла, сказала, чтобы я часа три не показывался, а сама к тому малому пошла. Я возвращаюсь, а он того уже, мертвый весь…
– Отчего умер? Правда, что ли, сердце не выдержало?
– Да уж куда там, – закашлялся студент. – Она же его как свинью заколола. Два ножа недешевых даже оставила… один – в сердце, другой – в глазу. Такую свинью мне подложила. А с утра мне свезло, друг мой тут на обходе был. Он тоже тут врачом, только повыше меня. Он-то меня и устроил сюда. Мы с ним тело и пожгли сразу, а в листе написали, что типа сам преставился…
– Девку ту узнаешь при встрече?
– Не скажу, мастер… она закутана была вся, голос тихий, неживой какой-то. Волос темный, но не черный, и глазищи… да, глазищи голубые такие. Ясные, как небо летнее, глубокие…
– Да ты, братец, прямо поэт, – усмехнулся Механик. – А росту какого? Может, заметил чего, родинки там или одежа необычная?
– Росточку невысокого. И родинок не заметил я. Кожа чистая вроде была. А одежды на ней мужские были. Куртка да штаны, волосы недлинные… нос как нос, так и не скажешь чего. Вроде увижу, может, и узнаю, а может, в ином платье будет, и мимо пройду.
– А возраст, стать, украшения были какие?
– Ну, возрасту молодого… может, лет шестнадцать, может, двадцать. Стать в куртке мужской да под плащом не разглядишь, но выдающихся форм не было вроде. Украшений тоже не приметил я… Вы же поймите! Я не знал, что такое дело… не приглядывался! У меня положение… деньги нужны срочно, вот я и радовался, что свезло.
– Ясно. Не трясись. Будем считать, что положение ты свое поправил. Значит, так, – Механик задумчиво потер подбородок. – Ты, ежели упомнишь чего, придешь по адресу, давай бумагу – напишу. Да не медли, отдарюсь щедро. Даже если мелочь вспомнишь какую, самую незначительную. Ежели сама придет, ты смотри не выдай, что про нее спрашивали. Хотя сама вряд ли появится, но на всякий случай дам тебе штуку одну, порошок хитрый, ты постарайся этот порошок на нее незаметно стряхнуть. Можно на одежду или кожу, неважно. Это не яд, так что не волнуйся. И сразу, как только уйдет, ко мне беги. Если меня не будет – жди. Если долго не будет, оставишь хозяину гостиницы послание для меня. Я
