Звучит и правда аппетитно, только вот улыбка десятника… Я словно уловил в ней насмешку. Конечно, мне, может, только кажется – вот только выбор дружинником неезженой дорожки, да еще и через глухое урочище очень уж совпадает с моими самыми худшими предположениями.
На секунду мелькает мысль броситься вскачь да оторваться от конвоя по тракту… Нет. Аруг еще сильно заморен, ему нужен отдых. А значит…
Делать нечего. Приходится следовать нетореной дорожкой. Пытаясь хоть как-то себя обезопасить, разворачиваю Аруга на месте и, пропустив конвой, влезаю в куцую колонну перед самим носом замыкающего дружинника. Поймав на себе крайне недобрый взгляд конвойного, тайком усмехаюсь: он наверняка не решится напасть на меня без команды десятника, а тот у меня на виду.
Внезапно убить меня уже не особо-то и получится. Только что я смогу сделать пустыми руками в случае чего?!
Мы около часа углублялись в урочище, которое действительно оказалось крайне глухим. Причем дорожка, постепенно сужающаяся по мере удаления от тракта, явно уходит в сторону. Нет, конечно, может быть, она и сокращает расстояние до Львиных Врат, но как-то я в это не верю. Не верю…
– Барон! Я думаю, нам пора сделать привал и подкрепиться! Вот хорошее место! – Десятнику приходиться кричать, чтобы я отчетливо его услышал. Ничего, не надорвется.
А полянка, открывшаяся из-за литой стены дубов, и впрямь отлично подходит для привала. Вот только чересчур обильно она усыпана крупными ягодами лесной земляники… Ведь их наверняка сорвали бы путники, пользующиеся столь удобным для отдыха местом.
Ведомый наитием, чуть ли не рысью бросаю Аруга вперед – и тут же соскакиваю на землю, отгораживаясь конем от выстрела самопала:
– Я помогу собрать сушняк для костра!
И вламываюсь в лес прежде, чем десятник успел бы выстрелить.
– Барон, не глупите! У нас есть четкие инструкции, а лесом вы от нас точно не сбежите!
– А я и не пытаюсь! Идите уже сюда!
Кровь бешено стучит в жилах, а в глазах темнеет от напряжения. Ну же, где?!
Искомого сушняка под ногами не так и мало. Схватив первую не очень толстую палку, ударом ноги ломаю ее. В сжатой кисти правой руки остается сужающийся к острию обломок.
То, что надо!
Склонившись над землей, начинаю как можно быстрее собирать левой сушняк и укладывать его на правую руку, маскируя нехитрое оружие…
В заросли за мной входят только двое – дружинник и чуть позади десятник. Не спеша приближаются… Оружие вроде бы не оголено, но ведь руки держат на рукоятях сабель…
В горле мгновенно пересохло от чудовищного напряжения. А если я ошибся?!
Или они, или я. Выбора все равно нет – я не собираюсь отказываться от Энтары.
Гаденькая ухмылочка на лице дружинника… Делаю резкий шаг вперед и одновременно бросаю сушняк в лицо противника. Он инстинктивно закрывает глаза, смачный удар в пах складывает его пополам.
Десятник вскидывает самопал. На моих глазах взведенный курок опускается вниз…
Быстрее!!!
Выстрел гремит оглушительно, словно раскат грома, но я мгновением раньше успеваю рукой сбить ствол самопала. Левую обжигает порохом… а сжатый в правой обломок дерева острием вонзается в шею несостоявшегося убийцы.
Хватаюсь за рукоять сабли десятника и, крутанувшись вокруг себя, выхватываю клинок из ножен. Поворот кисти, взмах – и движимый инерцией клинок рассекает кончиком елмани горло только-только распрямившегося дружинника… Он лишь наполовину едва успел оголить саблю.
– Эргуг! Ну что вы там, кончили уже ублюдка?
Несколько мгновений короткого бега – и я вырываюсь на поляну. Лицо стоящего впереди воина вытягивается от изумления, рука ложится на рукоять клинка… слишком поздно. Вложив всю ярость в удар, разрубаю противнику кадык.
Взмахом сабли рассекаю привязанные к дереву поводья, удерживающие жеребца десятника, и, схватившись за обрубки левой, рывком запрыгиваю в седло. Одновременно со мной словно взлетает на коня воин, владеющий луком. Выхватив клинок, он бросает своего скакуна вперед. Секунда, и наши сабли скрещиваются с диким лязгом. Удар противника настолько мощный, что я чуть не выпустил оружие из руки. Еще удар и еще – каждый рубит сверху вниз столь сильно, что любой из противников был бы располовинен, не окажись на пути клинка стали вражеского оружия. Но продолжаться так долго не может.
Прием Ируга!
Рывком откидываюсь вниз, до упора прогнувшись в пояснице и коснувшись спиной крупа жеребца. Дружинник на этот раз изменил направление атаки, ударив от себя, параллельно земле. Елмань его сабли просвистела всего в паре вершков от моего корпуса… Легкий удар с разворотом кисти снизу вверх, и сжимающая клинок кисть врага отделяется от руки. Окрестности огласил дикий вой боли.
Выпрямляюсь в седле и рублю – добротно, с оттягом. Мертвец валится наземь с перерубленной в основании головы шеей.
Бешено озираюсь по сторонам, готовый встретить атаку со спины, но единственный уцелевший убийца стремительно нахлестывает коня, надеясь быстрее покинуть место схватки. Если бы он помог товарищу, то вдвоем они наверняка бы меня срубили, а теперь я выхватываю второй самопал десятника и спешно навожу его на скакуна противника. Жеребец – мишень гораздо более легкая, чем всадник.
Расстояние плевое, шагов семьдесят… С каждой секундой все больше, но в том-то и дело, что этих секунд у врага уже нет. Взяв упреждение на скорость в полторы фигуры, мягко тяну за спуск…
Выстрел!
Кремневый самопал не подкачал, сработал без осечки. Исполненное боли ржание жеребца огласило урочище. Глухой удар, и раздается отчаянный человеческий крик. Кажется, последний из моих убийц более не опасен.
Только теперь меня охватила свирепая радость. Я жив! Я жив!! А пятеро моих убийц – нет!!!
Ну хорошо, один, вполне возможно, еще не перестал дышать… но сию оплошность я успею исправить в любой миг.
Только сейчас меня начинает трясти крупной дрожью, с головы до пят, аж до лязга зубов. Никогда я еще не был так близок к смерти, и никогда мне не доводилось именно что убивать. Да, бывало, я ранил варшанских грабителей в ночной схватке, и кто знает, выжили раненые или нет. Но вот так, наверняка, при свете дня, когда ты буквально чувствуешь миг смерти противника… Проклятье, сильные эмоции, очень сильные. В какие-то мгновения я был подобен зверю, что действовал очень быстро и точно, сражаясь за выживание. В сущности, так оно и было.
Секундой спустя приходит еще одно сильное чувство – облегчение. В конце концов, на десятника и первого стражника я напал, еще точно не зная, что они собираются меня убить. Догадывался, боялся… и где-то в глубине души отдавал себе отчет в том, что готов убить и вполне невинных людей ради Энтары. Нет, у них был приказ кончить меня при попытке бежать, так что с большой натяжкой мои действия можно было назвать самообороной… С большой натяжкой.
Но только оклик одного из
