– Стоп, детка! – сказал Пити Уитстроу. – Понимаю, как ты взволнована, но мне не хотелось бы расплескать бренди.
– O, mon amour, как можно быть таким невозмутимым, когда мой бывший любовник Алкид в любую минуту может появиться здесь? À tout moment maintenant, он ворвется, кипя от злости, и меч в его руке не дрогнет.
Пити надменно хохотнул и залпом опрокинул остатки бренди, всячески выказывая insouciance, безразличие – это словечко он недавно подцепил у Мадлен.
– Старина Ал меня мало заботит, – хмыкнул он и, швырнув пустой бокал в камин, разбил его вдребезги.
Осколки пяти бокалов блестели под каминной решеткой, как прах богов. Скоро придется заказывать новый набор. Освободившейся рукой Пити погладил Мадлен по щеке, и на его пальцах остались катышки намокшей от слез пудры.
– Кто твой Ал против Пити? Кто у Ала тесть, а? Я тебя спрашиваю.
Он нежно поцеловал ее в нос, искусно нарисованную мушку на левой щеке, тщательно замаскированную настоящую родинку на правой.
– Держи-ка, – Пити вручил Мадлен сигару, она глубоко затянулась, пока он осыпал поцелуями ее шею.
– И вообще, – вставил он между поцелуями. – Если какой-нибудь кретин посмеет встрять между мной и моей ненаглядной луизианской красоткой, я ему живо мозги вправлю. Уж будь спокойна, mon cher.
– Ах, Пити! – прошептала Мадлен в порыве чувств и прижалась к…
– Пити, тебя опять куда‐то не туда повело. И вообще, нечего тут похабщину разводить.
– Ой, ну ладно! Перейдем сразу к креолу с бешеными глазами. Дикарь, размахивая мечом, вышибает дверь будуара…
– Ты мне ответишь, Уитстроу! – заорал Алкид, рассекая для пущей театральности порнографический гобелен. – Я вырву Мадлен из твоих грязных когтей или умру!
– Попридержи коней, Ал, – вальяжно развалившись в кресле и задрав на стол ноги в итальянских мокасинах, заметил Пити. – Если бы ты заглянул сюда минут десять назад… да и после полудня, и в восемь или половине девятого утра, то наверняка заметил бы, что дама, в конце концов, отнюдь не против моих когтей.
– Оставь нас, Алкид, – вскричала Мадлен, заворачиваясь в шелковую портьеру, чтобы подчеркнуть свою наготу. – Ты не представляешь, на что он способен! Он убьет нас обоих!
Алкид пропустил ее слова мимо ушей и двинулся к Пити. В руке его сверкал меч.
– В последний раз предупреждаю тебя, дьявольское отродье, защищайся!
В ответ Пити поднял руку и презрительно изобразил губами неприличный звук.
Алкид взревел и проткнул мечом спинку стула, где только что сидел Пити. Осталось лишь облачко дыма и запах серы. Алкид вытащил меч из обивки вместе с клочком ваты.
– Кабы не перебрал с выпивкой да сексом, я был бы еще проворнее, – сказал Пити над ухом Алкида. Тот взвился и рубанул сплеча мечом, рассекая пустоту.
– От легендарного героя я ожидал большего, – заметил Пити, распластавшись по потолку. Алкид подпрыгнул и вонзил меч в то место, где только что был Пити. С потолка Алкиду на плечи осыпались пласты штукатурки. Он бешено вращал глазами.
– Ну что, не наигрался еще? – спросил Пити, восседая по-турецки на серванте. Спустя двадцать минут вся мебель в комнате разлетелась в щепки, Алкид тяжело дышал, запах серы в воздухе стал невыносимым, и Мадлен, успевшая приодеться и накраситься, распахнула окна, чтобы проветрить комнату.
– Взглянем правде в глаза, Ал, – сказал Пити, жуя банан. – Твоя дама заключила более выгодную сделку.
– Impossible, – с французским прононсом выдохнул Алкид.
Мадлен отвернулась от окна и отряхнула пыль с ладоней.
– Allez-vous, Алкид, – сказала она. – Да пошел ты!
Она взмахнула рукой, словно прогоняя птицу.
– Отвали!
– Ты уже и говоришь, как он. – Алкид презрительно скривил губы. – Он сожрал твою душу, этот грязный демон из ада.
Мадлен пожала плечами.
– Мне он вообще-то симпатичен.
Собравшись с силами, Алкид сделал еще один выпад и нанес Мадлен удар в самое сердце. Она еще не успела соскользнуть на пол, как Алкид упал замертво, Пити оторвал ему голову.
– Ну, это уже слишком! – закричал Пити.
Он в ужасе разглядывал свои окровавленные руки.
– А как я оказался на этой крыше?
Он всегда боялся высоты. Пити ухватился за дымоход и повис, держась изо всех сил. Он сучил ногами в итальянских туфлях, тщетно пытаясь за что‐нибудь зацепиться на крутом скате.
Далеко внизу, на тротуаре перед домом Пити в Парковом квартале, стояла молодая женщина в черных колготках, да и вся она была в черном, как современные готы. Ее окружала группа туристов в шортах и футболках. Они пили воду из бутылочек с фильтром, позировали для селфи. Пити никогда не слышал о палках для селфи, но даже сквозь пелену страха он почему‐то догадался об их предназначении.
– Эй! – завопил он. – Я здесь, наверху! Помогите!
Никто не обращал на него внимания.
– Отель расположен на месте великолепнейшего частного особняка девятнадцатого века. По легенде, дом был так прекрасен, что понравился дьяволу, который привел сюда любовницу из местных дам. Но у дьявола был соперник, тоже из Нового Орлеана, и закончилось все кровавой бойней. Дьявол убил соперника и неверную любовницу, оттащил их тела на крышу и там, при полной луне, сожрал их.
– Фу, – сморщил нос Пити.
– С тех пор, – продолжала гид, – дьявол оказался в ловушке на крыше, а дом опустел, стал не… не-о-битаемым.
Она слегка споткнулась об это длинное слово, справившись с ним только со второй попытки.
– Каждую ночь призраки устраивали представление, вновь и вновь повторяя события ужасной драмы. В конце концов так называемый «особняк дьявола» сровняли с землей. В наши дни на его месте находится один из лучших отелей города. Номер люкс стоит от ста девяти долларов за ночь плюс налоги и чаевые, хотя есть некоторые ограничения. А теперь пройдем до следующей достопримечательности в нашем кровавом новоорлеанском туре ужасов.
Толпа рассеялась. Девушка-гид подняла глаза и встретилась с Пити взглядом. Это была Мадлен – мушка на щеке и все такое. Она подмигнула Пити. Труба девятнадцатого века растаяла в воздухе, и он с криком соскользнул с крыши века двадцать первого и полетел в пустоту.
И снова Пити очутился в спальне у окна, а напудренная Мадлен в нижней юбке тянула его за рукав.
– O, mon amour, – сказала она. – Как можно быть таким невозмутимым?..
– И правда, как? – невольно вырвалось у Пити, скорее в ответ собственным мыслям, а не на вопрос.
Он полюбовался чистыми руками, ровным, надежным полом, живой, полной энергии девушкой.
Потом ворвался этот идиот Алкид с мечом, и все закрутилось по новой.
Пити осознавал, что эта цепочка событий уже происходила раньше, но от осознания толку было мало. Он не мог разорвать замкнутый круг и повторял все предписанные сценарием движения: уклониться, поиздеваться, уклониться, поиздеваться, выпад, кинуться, убить, уцепиться за трубу, остаться незамеченным.
На этот раз его поразили слова гида:
– Каждую ночь призраки повторяют эту ужасную сцену из прошлого.
– Призраки, чтоб тебя! – закричал Пити. – Какие еще призраки? Я! То есть мы!
Потом он снова с отчаянным криком падал, возвращался в будуар, и так далее и тому подобное, все как прежде.
Это повторялось вновь.
И вновь.
И вновь.
И как только Пити понял, что теперь в этом круговороте заключена вся его жизнь, он свалился с крыши и приземлился в церкви.
* * *– Иногда его называют Нечистой силой, потому что он несет в себе зло и искушает нас на зло.
– Аминь, брат! – закричали прихожане. – Восславим Иисуса!
Ошеломленный и сбитый с толку Пити стоял в невыносимой духоте в дальнем углу маленького, хоть и с высокими сводами, скромно украшенного храма. Толпа сдавила его со всех сторон, их внимание было приковано к невероятно косоглазому священнику
