– Иногда его называют Князем воздушной стихии, ибо обретается он главным образом в воздухе, сиречь вездесущ, а буде кто не порождение Божие, те повинуются ему.
Понемногу приходя в себя, Пити осознавал, что если раньше он находился в особняке на Чарльз-авеню в Новом Орлеане в девятнадцатом веке, то сейчас оказался в конгрегационалистской церкви в Ипсуиче, Массачусетс, веком ранее, когда Новая Англия еще подчинялась королю. В церкви Пити был единственным человеком африканского происхождения, хотя никто не обратил на это ни малейшего внимания. Если первое было ему безразлично, то последнее крайне раздосадовало.
– Да, братья и сестры, слова во второй главе одиннадцатого стиха Второго послания к коринфянам святого Апостола Павла верны по сей день: «Ибо нам не безызвестны его умыслы». Воистину, друзья мои. Умыслы сатаны нам известны. Мы знаем, что он враг Бога и добродетели. Он ненавистник правды. Он полон злобы, полон зависти и мести. Ибо какие еще причины побудили его искушать невинных в райском саду?
Проповедник перевел дыхание, в этот момент из толпы послышался голос:
– Это лишь ваше мнение, проповедник.
Прихожане ахнули от ужаса и завертели головами в поисках охальника. Молчали лишь Пити, произнесший это, и проповедник, тотчас же впившийся в него взглядом.
Вне себя от возмущения, проповедник ткнул пальцем в Пити, словно хотел пригвоздить его к стене.
– Я слышу вас, я вижу вас, сэр, – закричал он. – И знаю, кто смеет перебивать слово Божие в доме Божьем!
– Откровенно говоря, видал я дома и получше, – заметил Пити.
Он вальяжно двинулся вперед, любуясь снопами искр, весьма эффектно летящих из-под ног при каждом шаге, а перепуганная паства шарахалась от него в разные стороны. Что за зрелище!
– И хотя я не могу не согласиться, что мой тесть иногда теряет самообладание, не всегда держит себя в руках, несмотря на это, я полагаю, добрые прихожане заслуживают более… как там говорится?.. более полного и непредвзятого изложения событий.
– Ты посмел бросить мне вызов, демон? Мне, Джорджу Уайтфилду, служителю всемогущего Господа в колониях? Какое ты имеешь право богохульствовать, любезнейший?
– Сейчас покажу, – ответил Пити и мгновенно понял, что это противоборство тоже было предписано ему свыше, как и прежнее – с Алкидом, более того, оно ему нравилось, но, ясное дело, тоже ничем хорошим не закончится.
– Хватит! – зарычал Уайтфилд.
Во время перепалки он, казалось, вырос фута на два и раздался на фут вширь. Пити тоже подрос и стал крепче, что очень ему пригодилось, когда проповедник одним прыжком выскочил из‐за кафедры, схватил ближайшую дубовую скамью за край и, подняв одной рукой, размахивал ею, как ребенок, целящийся палкой в шишку.
– Да знаешь ли ты, на кого замахнулся, недоумок? – насмехался Пити.
Он швырнул конец скамьи в голову проповедника. Тот увернулся, молниеносно кинулся вперед и боднул Пити в живот.
Впоследствии о том, что собственными глазами видели битву преподобного Уайтфилда с самим дьяволом (так они определили смуглого человека), заявляло впятеро больше народу, чем все население Массачусетса, но на деле это была какая‐то жалкая пара сотен человек, которые с визгом ринулись в церковный двор. Туда же примчались городские зеваки, отбросив свои не столь благочестивые заботы воскресного утра, чтобы полюбопытствовать, из‐за чего, собственно, весь сыр-бор. Они завороженно наблюдали, как Уайтфилд и Пити Уитстроу (который, разумеется, не был дьяволом и даже не состоял с ним в кровном родстве, только через брак), награждая друг друга тумаками, выкатились из церкви во двор, трижды его обогнули (надо сказать, троекратность в таких делах – что‐то типа традиции), потом залезли на стену (ничего себе, правда?) и на колокольню со шпилем, где колокол звонил каждый раз, когда Пити или проповедник его бодали. БОМ! БОМ! БОМ!
Люди бежали из Салема, Лоренса, даже из Линна, грешного города, ожидая, что Ипсуич сгорел дотла, и радовались тому, что попали на более зрелищное представление. Никто не делал ставки против проповедника, это посчитали бы богохульством, но приличная сумма денег все же перекочевала из одних карманов в другие в спорах, каким образом и когда достопочтенный Уайтфилд победит. Поэтому некоторые возликовали сильнее прочих, когда проповедник, подняв изумленного Пити над головой, заорал:
– Прими его, Господи, он твой!
И швырнул его с крыши в воздух.
На этот раз Пити летел намного медленнее, чем с крыши особняка дьявола. Он успел восхититься зелеными волнами травы, вдохнуть доносимый ветерком сладковатый запах ясменника, изумиться, что парик все еще держится на голове, безошибочно угадать хохоток тестя и поклясться, что непременно накостыляет старику по первое число, если только сподобится выбраться из ловушки, к которой – теперь Пити точно знал – Старый брюзга его приговорил.
Пити коснулся ногами обнаженной гранитной породы и взмыл высоко в небо, словно с трамплина в цирке или из пушки в музее развлечений. Он поднимался все выше и выше и вскоре превратился в крохотную точку на небосводе, похожую на уголек.
Горожане поздравили проповедника с его, то есть с великой победой во славу Господа, и себя с тем, что присутствовали при великом испытании, словно это был их подвиг. Народ давился в очереди, чтобы приставить свою ногу к дымящимся зеленовато-желтым вмятинам, которые оставил Пити на камне, – просто, знаете ли, обувкой помериться. Такова уж человеческая натура. И что примечательно, следы дьявола пришлись как раз впору всем до единого, от мала до велика. Впрочем, по зрелом размышлении это и немудрено.
И, говорят, с того дня дьявола в Ипсуиче не видели.
– Ну вот, опять двадцать пять! – сказал Пити, стоя в толпе в дальнем углу той же церкви, и так же, как и в Новом Орлеане, все повторялось вновь и вновь. Так что, нравилось ему это или нет, он, ясное дело, крепко влип и нуждался в серьезной помощи, может, даже от врага.
* * *Снова и снова Пити играл роль то в пьесе о двойном убийстве в особняке дьявола в Новом Орлеане, то в потасовке, оставившей следы дьявола в Новой Англии. А в промежутках и параллельно этим эпизодам он появлялся и в других местах – тоже снова и снова. Иногда он приземлялся на восточном берегу Чесапикского залива, тщетно пытаясь обольстить дородную фермершу шести футов ростом по имени Молли Горн. Каждый раз он получал один и тот же ответ. Засучив рукава, она складывала очки, клала их на пенек, чтобы не повредить, потом делала из Пити отбивную, пока он не просил пощады, и швыряла его вниз головой в бездонный залив под названием «Дыра дьявола».
Иногда он нарезал круги в сорок футов в сосновых лесах Северной Каролины, вытаптывая траву. Вышагивая по серой почве «Земли топающего дьявола», он бормотал:
Кругами, кругами он резво топочет,Но вот остановка – не там, где он хочет.Иногда сидел на скалистых берегах реки Ноличаки в Теннесси, спиной к воде, и, задрав голову, рассматривал отвесную скалу, на которой запросто, говорят, может явиться лик дьявола, если долго всматриваться, пытаясь его
