За долгие годы жизни дом выдержал десяток землетрясений и оползней, хотя и сами склоны, и строения вокруг несколько раз съезжали вниз по холму в водохранилище. Как гласит семейная легенда, в 1948 году оползень разрушил стену бассейна вверху на холме, как раз через дорогу от парадного входа. И, хотя вода лилась потоком по склону, продираясь сквозь кипарисовую аллею, и залила тротуар, перед домом старика она делала стойку и била вверх, наткнувшись на невидимую преграду. За неимением мешков с песком семья в спешке нагородила перед вздымающимся потоком стену из грязи, дабы обеспечить объяснение необычному явлению. Слава богу, вода быстро стекла вниз, как ей и полагалось, и у соседей не было возможности заметить странное замешательство природы перед границами особняка. Как только новые владельцы поместья наверху в шестидесятые годы отстроили еще один бассейн, Бенджамин на всякий случай приготовил внушительный запас мешков с песком.
Балкон на среднем этаже выходил на западную сторону. С него открывался вид на спускающиеся вниз к водохранилищу склоны гор с крышами, деревьями, автострадой вдали. Стеклянная балконная дверь была открыта.
Старшая дочь Бенджамина вышла на балкон и осторожно примостила бокал на перила. Западный ветер развевал ее короткие светлые в зеленую полоску волосы.
– Отец нуждается в опеке, – сказала она. – Ему не следовало вести машину.
– Если мы сможем добиться какого-либо вида опеки, – возразил ее старший брат, который вышел за ней, – тогда просто замечательно, что он ехал на машине.
Черный тренировочный костюм «Адидас» обтягивал его живот, и он рассеянно оттянул резинку на поясе.
– То есть об этом можно только мечтать.
Из комнаты позвали:
– Колин! Имоджен! А ну-ка, не секретничать.
Имоджен потянулась за бокалом, чуть не сбив его. Она, нахмурясь, посмотрела на бокал, и тот под ее взглядом сам встал на место, пролив лишь несколько капель джина. Потом она взяла бокал в руки и вместе с братом вернулась в столовую. Мужчина, позвавший их, указал на пару свободных стульев за длинным столом красного дерева, занимавшим всю комнату. За столом уже сидели семеро, и еще пара стояла у барной стойки в углу комнаты. Через открытую стеклянную дверь ветер доносил ароматы мескитового дерева и шалфея, и полуденное солнце отражалось от полированного стола, бросая светлые заплатки на потолочные балки.
– У нас нет никаких тайн, Блейн, – возразила Имоджен. – Просто говорим, что надо бы его где‐то держать под присмотром.
На другом конце стола круглолицый парень с двухдневной щетиной заметил:
– Вы сначала найдите его, я имею в виду его талисман. Когда точно он умер?
Колин сел рядом с Имоджен. Он посмотрел на часы.
– Почти шесть часов назад, по сообщению дорожного патруля. Сейчас он должен быть в Форест-Лон.
– Тот Форест-Лон, что рядом с Гриффит-парком? Похороны там стоят от семи-восьми тысяч долларов.
– Вряд ли нам так уж срочно… – начал Блейн, но запнулся, услышав шаги на лестнице. – Люси, – обратился он к девушке, стоявшей у бара, – ты пригласила кого-то еще? Надеюсь, не Вивиан?
– Нет, – ответила Люси, самая юная среди них.
Ее волосы, причесанные на прямой пробор, ниспадали на узкие плечи. На ней был мешковатый свитер и юбка-шотландка.
– Из тех, кого я пригласила, до сих пор нет только Тома.
– Отцовского придворного шута, – вставил Колин.
– Все лучше, чем его бывшая жена, – проворчал другой отпрыск, тощий мужчина средних лет в рубашке-поло, любивший свое прозвище Шкипер. – Тотчас же примется строить нас, как детишек.
Колин и Имоджен обменялись высокомерными взглядами. Когда Бенджамин женился на Вивиан, они уже съехали из родного дома.
С лестницы раздался грохот: кто‐то сшиб стенд с рапирами Бенджамина, висевший на стене.
Блейн закатил глаза.
– «Он является как нельзя более вовремя, подобно развязке в старинной комедии».
– Откуда это? – со вздохом спросила Имоджен.
Шкипер мрачно кивнул:
– Лир. Сцена вторая. Входит Эдгар, дурак.
В комнату влетела оса и, жужжа, принялась кружить над столом. Шкипер навел на нее указательный палец, оса ярко вспыхнула и, тлея, упала на стол.
Одна из сестер прищелкнула языком и шляпой смахнула насекомое на пол.
– Вы что, хотите, чтобы бедняжка Люси полировала… – она замолчала, потому что в комнате, шаркая, наконец появился Том.
* * *Том, смущенно моргая, озирался по сторонам. Он не мог припомнить случая, когда в последний раз вся родня от трех отцовских браков собиралась вместе. По-настоящему он знал здесь только Люси, сейчас ей, должно быть, семнадцать. Пока он не съехал из родительского дома года два назад, только они с Люси жили с отцом. С тех пор в доме оставалась одна Люси.
– Привет, Том, – окликнула его Эвелин, одна из средних сестер. – А вежливое слово?
Том никогда не знал, что ответить, хотя Эвелин каждый раз спрашивала одно и то же. Он покачал головой и откинул с потного лба непослушные взлохмаченные волосы.
– Люси тебя сегодня не подвозила, – заметила Имоджен. – Как же ты добирался?
– Пешком. От автобусной остановки в Вестшире.
– «На веслах ног или под гривой паруса, – процитировал Блейн. – Сгибая в такт чету моих конечностей».
– Хаусман, – мрачно прокомментировал Шкипер. – Фрагмент из «Греческой трагедии».
Застенчиво пробираясь к бару, Том незаметно косился на родню – увы, никаких перемен. Вот лысеющий Блейн, возмещающий потерю шевелюры седой козлиной бородкой поверх черной водолазки. Том вспомнил, что Блейну иногда удавалось читать мысли, и поэтому он часто играл в покер в местных казино «Байсикл» и «Коммерс». Бенджамин говорил, что Блейн так твердо верил в удачу, что так и не удосужился как следует выучить правила игры и жил исключительно на содержание, выдаваемое отцом.
На другом конце стола сидели Колин и Имоджен. Имоджен слыла гадалкой для кинозвезд, и, хотя она не приводила клиентов домой, пока Том жил тут, он знал, что она никогда не обманывает. Колин водил «Порше» с откидным верхом и вообще ничем серьезным не занимался. Судя по их гладким сияющим лицам, сильно изменившимся с последней встречи, Том заключил, что была «проделана большая работа». Все твердили, что в старом доме надо «проделать большую работу», и Том лишь смутно представлял, что может означать эта фраза.
– Люси, – не унималась Эвелин. – Ты ведь знаешь его привычки. Куда бы он спрятал что‐нибудь ценное?
Люси вручила Тому банку колы, не дожидаясь просьбы, и он благодарно улыбнулся. Из всей компании только они двое не пили спиртного.
Люси, на его взгляд, похудела с тех пор, как он последний раз видел ее, и эти новые морщинки на щеках явно не соответствовали юному возрасту. У нее был единственный дар – она умела охлаждать что угодно, поэтому отвечала за бар, хотя от ее стараний в комнате стояла нестерпимая духота. А Том умел лишь вызывать различные запахи в минуты стресса, обычно это был аромат какао с молоком.
На одном конце стойки лежала шахматная доска с четырьмя рядами фигур. Том лениво поднял фигуру, похожую на башню.
Люси посмотрела мимо него.
– Что спрятал?
– Талисман, – сказала Эвелин. – Вроде… коробки, картины… – Она махнула рукой в сторону Тома и добавила: – Шахматной фигуры! Но на нем будет его знак по гороскопу – Весы. То есть либо картинка-весы, две чаши на цепях, на которых что-то взвешивается, либо само созвездие, похожее на детский рисунок домика с покосившимися
