На дороге никого, машины мимо проносились крайне редко, так что Персефона, не снимая перчаток, сделала несколько быстрых движений, направляя силу. И в ее руки устремились пожухлые листья, из которых она начала плести венок.
Если с Амоном было приятно поболтать ни о чем или о важном, то с Анубисом всегда оказывалось уютнее молчать. Эта тишина не казалась давящей. Она скручивалась колечками вместе с дымом, оседала на черном баке мотоцикла и сплеталась меж пальцев Персефоны с упругими черенками кленовых листьев.
— Уже привыкла к тому, что ты теперь богиня?
Голос Анубиса звучал хрипловато после долгого молчания и сигареты. Персефона вздрогнула, но быстро поняла, о чем он. Ее руки продолжили проворно сплетать венок, она пожала плечами:
— Не чувствую разницы.
— Ну, можем убить тебя.
— Очень смешно!
Едва ли не единственная богиня во всех пантеонах, еще недавно она не обладала божественным телом. Умирала, как обычный человек, и перерождалась. Вновь росла и жила первую половину жизни с матерью, Деметрой. А потом Гадес находил ее — его вело неизменное чутье, они оба хотели соединиться.
Она вспоминала свою божественную сущность, и Подземный мир обретал свою королеву. Пока она не умирала, и цикл не запускался снова.
В этой жизни она тоже сбежала от матери. От ее маленькой оранжереи и дома, пахнущего растертыми травами. Вслед за загадочным незнакомцем, который пел в группе и протянул ей руку. Она не смогла отказать. Как и все предыдущие разы.
Деметра никогда не могла понять, что никто не заставлял Персефону уходить. Она сама жаждала любви и тьмы, она сама предлагала искушение и смерть. Принимала их, когда собственной рукой отправляла в рот очередное гранатовое зернышко, и по подбородку сбегала тонкая красная струйка сока.
Богиня весны и королева Подземного мира. Дочь плодородия и жена смерти.
В этой жизни они смогли провести обряд, Анубис и Деметра соединили силу жизни и смерти и прервали цикл. Теперь Персефона жила так же, как и все другие боги. После смерти ее божественная сущность возвращалась в тело и заставляла сердце снова биться.
— Мне нравится, — честно сказала Персефона. — Могу не думать о том, что придется уходить и снова переживать цикл. Он был… утомителен. Хотя конечность жизни добавляла остроты.
— Ты всегда можешь поговорить с Гекатой. Она снова напомнит о конечности даже божественной жизни.
Именно темная сестра Персефоны начала это. Мрачную череду смерти, которая уже поглотила нескольких богов вроде Осириса, стерла их. Потому что, если божественная сущность уничтожалась, не было никаких загробных миров, только полное забвение.
— Или с тобой, — сухо сказала Персефона.
Анубис тоже убил парочку богов, когда не смог контролировать силу. Персефоне показалось краем глаза, что он вздрогнул. Потом резко затушил сигарету. Он не любил вспоминать об этом.
— Пока мы с Аидом почти всё время в Подземном мире, — Персефона вернулась к венку. — Ему там нравится, но мне бы не хотелось проводить так уж всё время.
— Тянет к настоящему небу?
— Что-то вроде того. Хотя жить в Подземном мире куда дешевле, чем в Лондоне.
— О да! — улыбнулся Анубис. — Сет на днях ворчал, когда пришли счета.
— Он во все времена умел быстро приспосабливаться и строить бизнес из ничего.
— Не волнуйся, Сеф, если захочешь поработать, могу поговорить с Сетом, пойдешь к нам официанткой.
Персефона посмотрела на Анубиса с удивлением, и он весело подмигнул. Пирсинг на его лице как будто мерцал в мутном свете фар.
— Ну тебя, — фыркнула Персефона. — Вы сговорились. Нефтида уже звала к себе в галерею. Амон предлагал выращивать траву и продавать ее через Ебей.
— Для него актуальный вопрос. Амон жаловался, что почти израсходовал скопленные на счете деньги, и надо либо удачно их вложить, либо чем-то заняться. Мне кажется, он много потратил на Эбби, и ему попросту скучно.
Обычно это и было причиной, почему боги устраивались на вполне человеческие работы: в этом мире им тоже надо на что-то жить, либо же они чем-то интересовались. У них целая вечность осваивать новое.
Листья проворно летели в руки Персефоны, и она быстро закончила венок. Правда, успела пожалеть, что не сняла перчатки — теперь шерсть вымокла.
— Он тебе, конечно, пойдет, — заметил Анубис. — Но шлем надевать неудобно.
Фыркнув, Персефона повернулась и водрузила венок на голову Анубиса. Смотрелось весьма странно, а он еще и резко выпрямился:
— Проклятье, он мокрый!
Быстро поняв ошибку, Персефона щелкнула пальцами, и венок из пожухлых осенних листьев сменился на темные розы. На бархатных лепестках поблескивали капельки влаги, точно в тон пирсингу на лице Анубиса.
— Даже не хочу знать, что это, — проворчал он. — Убирай свою цветочную магию и поехали. Успеем к чаю.
Нефтида любила заканчивать вечера с чаем, и Персефона знала, что на сегодня та специально отмеряла ягоды шиповника и сушеные листья смородины. Персефона взмахнула рукой, рассыпая венок розами и отправляя в поле.
— Не хочу опаздывать. Сможешь довезти нас быстро?
— Без проблем. Залезай.
Сняв бесполезные перчатки, Персефона снова надела шлем, затянула ремешки и устроилась за спиной Анубиса. Сейчас ей не хотелось смотреть по сторонам, она почти уткнулась в кожу, даже сквозь пластик ощущая запах дыма и чего-то густого, бальзамического.
Анубис всегда оставался еще и богом погребения.
Персефона ощущала движение, чувствовала, как они несутся сквозь ночь, и ей нравились поездки и скорость. Гадес всегда пожимал плечами на любовь Персефоны к мотоциклам, а Сет улыбался уголками губ и произносил одну и ту же фразу.
Когда хочешь привести мысли в порядок, просто двигайся вперед.
Двигайся.
Персефона не смогла бы точно объяснить, она почувствовала напряжение Анубиса, или сама ощутила что-то. Они ехали еще далеко от города, если судить по тому, что свет фонарей оставался таким же жидким, а с их стороны дороги темнели кусты.
Персефона осторожно обернулась и поняла, что их мотоцикл освещается фарами идущей позади машины. Та прибавила скорости, как будто хотела обогнать, и в этом не было ничего странного.
Пока, почти поравнявшись с ними, машина не сделала резкий рывок в сторону, так что Анубис с трудом остался на дороге, быстро сбросив скорость и оказавшись позади преследователей.
В следующий момент он снова прибавил газу, чтобы вырваться вперед, и Персефона вцепилась крепче. Это было не совсем то, что она могла любить в поездках, но ей тоже категорически не нравилась машина, темная, с тонированными стеклами, которая устремилась за ними.
Анубис использовал силу, чтобы оторваться, но и машина не отставала, убеждая Персефону, что там за рулем тоже не люди. Да и кому бы из людей пришло в голову их преследовать?
Огни проносились мимо смазанным пятном, а единственное,
