— Я видела, как ты боишься навредить близким, — мягко ответила Луиза.
— Знаешь, в этом мало приятного. Ощущение такое, будто божественная сущность крошится и распадается, а ты превращаешься в существо, которое ведут только простейшие инстинкты. Жестокость. Вырвать сердце у врага, например. Вот только кто знает, вдруг в следующий раз на его месте будешь ты? Или Амон? А я даже не пойму разницы.
— Если хочешь напугать меня, то забываешь, что я тоже богиня смерти.
Анубис хмыкнул и замолчал, как будто понял, что и так наговорил лишнего.
— А хочешь посмотреть?
— Что?
— Дуат. Одним глазком.
Если он думал, она откажется, то жестоко ошибся. Луиза дерзко вздернула голову и кивнула. Она богиня блаженной смерти! И ей куда сподручнее прогулки по миру мертвых, нежели обсуждения с подругой очередного смертного возлюбленного.
Анубис поднялся с места, и Луиза вслед за ним. Он крепко обнял ее за талию одной рукой, и оставалось только догадываться, такой тесный контакт необходим, или Анубису просто захотелось.
Он шагнул и оказался в Дуате.
Луиза слышала, что Анубису не нужны врата, и он может перемещаться в Дуат прямо так. Но увидеть воочию всё равно оказалось неожиданно.
Как и сам мир мертвых.
Луиза напряглась, ожидая почему-то разгоряченной пустыни, колких песчинок, крошащегося под пальцами известняка… чего-то ужасного. Палящего.
Но ее окутали мягкие влажные сумерки, прошлись по обнаженной коже рук, скользнули в легкие сладковатым ароматом ночных цветов и растопленного, но не жженого сахара. С удивлением Луиза огляделась и поняла, что вокруг действительно ночь и вовсе не пустыня. Наоборот, больше всего это напоминало оазис: густая зеленая растительность, полуразрушенные древние камни и маленький водоем, в который с едва слышным плеском скользила вода из руин.
— Это и есть Дуат?
Руки Анубиса еще крепко держали Луизу за талию. Он молча указал куда-то над пальмами. Звезд в небе не было, и оно само казалось каким-то низким, цепляющимся за шпили города.
Там высился именно он. Изящные башни и здания с округлыми крышами, соединенные многочисленными мостиками. Светлого, песочного цвета они выделялись на фоне полночно-синего неба, переливались рыжевато-коричневым светом и звучали далекими колокольчиками, которые шевелит ветер. Луизе казалось, до нее доносится монотонное пение, но это могло быть и обманом слуха.
— Как красиво!
— В Дуате мало городов мертвых. Это один из них.
— Дуат маленький?
— Очень большой! Но он про дороги. Про пути. Некоторые обычные, тут много байкеров и тех, кто постоянно едет вперед на раздолбанных машинках. Или верхом.
Луизе сразу представились длинные американские шоссе, прорезающие прерии. Наверняка и здесь что-то подобное.
— А еще Дуат про те пути, которые проходишь не физически. Это сложно объяснить. Но даже те мертвецы, что живут в городах, постоянно ищут себя. Проходят Путь Шута из Таро, ищут себя настоящих, потому что не успели при жизни. Чего на самом деле хотят, к чему стремятся. В чем их собственная истинная сущность.
Луиза ощущала не только ровный голос Анубиса, но и его силу, сейчас сливающуюся с самим Дуатом. В ней не было мертвецов, только сладковатый ром, смешанный с горчинкой бархатцев. Густая, но не вязкая. Луиза всегда ощущала сладость — может, потому что ее собственная сила такой и была, ваниль и колокольчики, блаженная улыбка смерти на лице тех, кто умирает счастливым во сне.
А потом, возможно, отправляется сюда. Или в Подземный мир Гадеса. Или в любое другое загробное царство.
— Потерянные души, — сказал Анубис необычайно мягко.
— С ними можно побеседовать?
— Мне… сложно с ними говорить. Я вижу сразу всю их жизнь до момента попадания сюда. Все жизни, если их было несколько. Слышал их всегда, а вот говорить почти не могу, они для меня слишком… продолжительны, не связаны с одним местовременем.
— Это печально.
— Лучше так. Отец говорил, что примерно так он ощущает людей, вот уж где мало веселого. Он поэтому почти и не бывал в мире живых. А в последнее время похожим образом и богов воспринимал.
Для Луизы это казалось странным. В Подземном мире она легко общалась с душами, почти как с живыми людьми. И знала, что Гадес видит их так же. А тут… она не была уверена, что смогла бы спокойно стоять перед мертвецом, видя или зная всё его прошлое до момента рождения. Или даже не одного.
— Дуат работает не совсем так, как Подземный мир. Тут почти нет «организационной работы», ушебти неплохо со всем справляются. Мне необязательно часто тут бывать, мне достаточно… ну, просто быть.
Луизе нравился Дуат, она бы хотела увидеть больше. Почти ощущала, как ее зовут эти разворачивающиеся в сумрак дороги, звоном колокольчиков, шипением расстроенных радиостанций, ударами далекого несуществующего грома.
Но не сегодня.
Анубис шагнул обратно на кухню, увлекая за собой Луизу. Отпустил. Сегодня он больше, чем когда-либо казался именно древним божеством, даже современный пирсинг больше походил на некие ритуальные отметки.
Он совершенно по-человечески потер глаза:
— Останешься на ночь? Если я не спал, это не значит, что вообще не хочу и не собираюсь.
Луиза кивнула. Возвращаться в Подземный мир не хотелось, а метро так и не открылось.
— Пошли, — кивнул Анубис. — Только надо проверить Амона.
— Зачем?
— Он потратил много сил на ацтеков. Куда больше, чем хочет показать. У него уйдет время восстановить энергию.
— Потому что была ночь?
— Ага. Ночью Амон мало что может, но, если очень надо, и он знает об этом заранее… не знаю, как точно работает, но что-то вроде турбо-режима. Отходняк после него жесткий.
Анубис осторожно заглянул в комнату к Амону, а потом притащил еще одно одеяло, потому что солнечный бог явно сильно мерз, свернувшись клубочком.
Когда же они сами легли спать, Анубис твердо обнял Луизу и притянул к себе, так что она могла ощущать спиной его грудь, а затылком — дыхание. И проваливаясь в сон, удивляться, как решительность сочетается в нем с неуверенностью.
Родной дом вселял в Персефону смешанные чувства.
Точнее, он был родным для этого воплощения. Для Софи, которая выросла здесь, возвращалась после школы в маленькую комнату со светящейся гирляндой и постерами музыкантов по стенам. Слушала мать и иногда помогала ей с клиентами, которые желали гаданий на кофейной гуще.
Нынешняя Софи выросла и вспомнила все предыдущие жизни. Каждый раз, когда она была смертной и вновь вспоминала себя Персефоной. Каждый раз.
Теперь она стояла перед маленьким домом своей матери. Смотрела на аккуратную дверь и на маленькую оранжерею, которая кусочком виднелась с улицы. Розмарин, тимьян, толокнянка… травы сопровождали Персефону всегда, из жизни в жизнь, тянулись к ее рукам, когда она оставалась
