— Внешне они кажутся скорее братьями.
— Дети богов не совсем то же самое, что дети людей. Наш возраст внешне зачастую невозможно определить, если мы сами не хотим проявлений. Дети, внуки, родители — это условности. Всё привязано к божественным сущностям, а не телам. У Зевса вот целый выводок, но никто не зовет его папой.
Спустившись на пол, Гадес с удовлетворением осмотрел повешенную гирлянду. Выглядело неплохо. Щелкнул переключатель, и звезды засияли мягким желтым светом.
— Спасибо, — Софи смотрела на них. — Когда я была поменьше, то загадывала, кем стану, когда вырасту.
Она замолчала, а Гадес почти не слушал слов, наблюдая за мягким светом на ее лице. Занавески на окнах были приспущены, так что в комнате царил полумрак.
— Я хочу пойти работать, — неожиданно сказала Софи.
— Что? Работать?
— Я не хочу жить за чей-то счет.
Гадес давно не задумывался о деньгах. Для него они всегда были несущественны, главное, чтобы хватало на дом, где можно разместить Врата, и на еду для физического тела. Часть времени Аид всё равно проводил в Подземном мире, и его проблемы волновали куда больше. С Сетом они так вообще частенько жили друг у друга.
— Хорошо, — сказал Гадес. — Но только после того, как мы поймаем убийц. Пока небезопасно.
Софи кивнула, как будто она не возражала, а не то чтобы соглашалась. Но свет так красиво ложился на ее лицо, что Гадес перестал думать. Это напоминало Подземный мир и светлячков у Западной башни, можно почти ощутить запах асфоделей, а прищурившись, увидеть фиолетовые искры.
Гадес подошел ближе, невесомо коснулся распущенных волос. Пальцы Софи скользнули по его небритой щеке, подушечками провели по губам. И это всё было — слишком.
Притянув Софи к себе, Гадес поцеловал ее, ощущая собственную взвихрившуюся силу, вплетающуюся в волосы Сеф. Звезды сияли слишком ярко, кровать оказалась слишком близко, и Гадес уложил туда Софи — она не сопротивлялась. Только смотрела на него, широко распахнув глаза.
Гадес развел ее руки, сжал в запястьях, наклонился, целуя шею, опускаясь ниже. Под губами билась жилка, а кожа Софи пахла весенними цветами и чем-то глубоко темным. Ее тело выгибалось ему навстречу, и Гадес задрал футболку Софи, едва ее не порвав, освободил одну грудь из мягкой чашечки белья, ласкал ее.
С губ Софи раздался то ли стон, то ли она выдохнула его имя. Гадес ощущал ее пальцы у себя на затылке. И знал, она чувствует, насколько он ее хочет.
Он не сдерживался.
Задрав руки Софи над головой, одной рукой Гадес держал их, а другой начал расстегивать ее джинсы. Почти грубо, он зарычал, когда Софи дернулась, и только чужое чувство смятения, страха, побудило Гадеса остановиться. Оно отрезвило, заставило отшатнуться. Гадес отпустил Софи, сел на кровати, провел руками по лицу. Он слишком торопится.
— Прости, — глухо сказал он. — Не могу больше сдерживаться.
Не сейчас, когда вокруг гибли боги, когда творилось непонятно что.
Он, бог смерти, чертовски хотел ощутить жизнь.
Ладонь Софи робко коснулась его плеча, но Гадес знал, что даже его воля не железная. Поэтому качнул головой и поднялся. Он не посмотрел на Персефону, когда вышел из комнаты.
Холодная вода привела в чувство. Хотя Гадес подумал, что готов сунуть под кран голову целиком. Он размышлял, не принять ли душ, такой же ледяной, когда напряжение все-таки начало спадать.
Персефона всегда вспоминала его. Она не бывала неопытной девушкой — только тогда, в их самый первый раз. Но прошли тысячи лет, Гадес почти не помнил, как это происходит. И не представлял, что и как следует делать. Только надеялся, что Софи не станет считать его похотливым козлом.
Стоило извиниться.
Он осторожно постучал в ее дверь, надеясь, что она не прогонит. Софи всё еще сидела на кровати, обняв колени, и густые волосы разметались по ее плечам. Она казалась растерянной.
— Извини, — сказал Гадес. — Я не хочу настаивать. Но это тяжело.
Было еще кое-что. То, что Гадес старательно гнал от себя… но Персефона должна знать.
— Я не…
— Подожди, Сеф. Я хочу поговорить.
Она нахмурилась. Как будто по интонации поняла, что это действительно серьезно. Садиться Гадес не стал, но от двери отошел.
— Ты помнишь, что говорил Танатос?
Она кивнула.
— Он имел полное право меня винить, — сказал Гадес. — Он говорил о Макарии, богине блаженной смерти.
— Кто она?
— Моя дочь.
Софи подняла голову, ее лицо вытянулось, и Гадес запоздало подумал, что не стоило, наверное, заявлять так прямолинейно.
— Когда уже не существовало той Греции, тебя не было рядом, и я был с одной смертной. Она родила Макарию.
Софи помолчала задумчиво. Кивнула:
— Расскажи мне всё.
И в этих словах плескался Стикс и шелестели асфодели. Персефона сказала это как королева Подземного мира, а не как богиня весны.
— Большую часть времени Макария проводила в Подземном мире, они действительно хорошо ладили с Танатосом. А потом исчезла. Много лет назад. Я не знаю, что произошло. Танатос утверждает, с ней что-то случилось, винит меня, что я не смог защитить ее даже в Подземном царстве. Ты же всегда говорила, что она могла просто сбежать. Ей нравились люди, и она очень самостоятельная.
— Она жива?
— Да.
В этом Гадес уверен. Он бы знал, если что-то случилось с его единственной дочерью.
Хотя он до сих пор не понимал, что тогда произошло, и почему она исчезла. Почему не пожелала возвращаться.
— Это всё? — спросила Софи. Гадес не мог понять ее интонаций, но кивнул. — Тогда поехали. Фенрир заждался.
Казнь решили провести там же, в клубе Сета. Чтобы после этого наконец-то выпроводить оттуда всех божественных существ и открыть заведение. Гадес спросил, когда узнал, не считает ли Сет это слишком, но тот лишь пожал плечами:
— Отличный пиар для клуба среди богов. Тут умер Посейдон и казнен Фенрир.
Народу набралось не меньше, чем на приеме Зевса — и примерно те же лица. В машине Софи почти не разговаривала, а в клубе сразу исчезла, когда заметила Нефтиду. Гадес только рассеянно ходил в толпе, пока его не отловил Сет и не отвел в сторону.
— Что случилось? — нахмурился Сет.
— Рассказал Софи о Макарии.
— Зачем?
Гадес пожал плечами.
— То есть ты ей рассказываешь о вечной любви, а потом выдаешь, что однажды, пока она взрослела, ты успел потрахать смертную, которая залетела? Готов спорить, ты был не очень деликатен.
Сет вздохнул и повел Гадеса к бару, где уже толпился народ. Показался даже высокий звонкий голос Амона, но его видно не было. Налив рюмку чего-то мутного, Сет подвинул ее к Гадесу. И только после
