– А сколько всего ракет? – спросил я на ухо у юриста Шуи.
– Восемь, – ответил тот тоже тихо, не поворачивая головы. – Уже семь, точнее.
– А сколько надо, чтобы взлетело?
– Зачем?
– Чтобы создать колонию?
– Достаточно одной. Но…
– Но?
– Но тогда срок окупаемости возрастает… экспоненциально.
– Ясно.
Шуи явно не рассчитывал, что все ракеты покинут Землю. Но неудача уже с первой ракетой была неприятна. Если и вторая взорвется, подумал я… Секундочку. Если Елена Романовна человек Шуи, зачем она хотела сорвать сделку? Ее основной интерес заключался в том, чтобы занять президентское кресло. Значит, она и Шуи должны были искать космодром независимо и каждый по своей причине. Это силовики хотели уничтожить космодром, совершив диверсию, таким образом испортив планы президента, дискредитировав его ставку на космос и сам политический курс. Для Шуи это был только промышленный шпионаж. Что в таком случае я должен делать? На чьей я вообще стороне? Да, я действительно самый честный человек в этой компании.
Второй хлопок, и удар, и новые крики, теперь еще громче, огласили холм и смотровую площадку.
– Матерь Божья, – тихо сказал президент.
Когда остался последний запуск, Шуи потребовал, чтобы я продал его акции обратно Мухаммеду и Лазареву и вернул водные активы. Теперь акции iStar стоили меньше той цены, по которой они были куплены, поэтому для Мухаммеда эта сделка была отчасти выгодна и означала получение прибыли при сохранении изначального пакета. Но только если последняя ракета совершит успешный старт. В противном случае он получал прибыль, но оставался с активом, который почти ничего не стоит, вместо акций надежных водных ресурсов.
– Я убью тебя и оскверню могилы твоих предков, – говорил Шуи спокойно, так что невольно становилось страшно. – Ты обещал, давал гарантию. Что стоит твое слово?
Да, Лазарев был прав насчет этих двоих. Стоило ветру измениться, и дружелюбие отошло до лучших времен.
– Ты не веришь, что последняя ракета достигнет цели? Ты упустишь то, что так хотел! – сказал Мухаммед.
– Нет! – сказал Шуи. – Я уже не верю. Это была ошибка.
Я был удивлен, но под натиском Мухаммед согласился. Однако он велел мне переместить фишки на пустое поле. В этом случае Шуи выкупал обратно свои водные акции, а активы iStar попадали на открытый рынок. Для Мухаммеда это была возможность выйти с еще большим выигрышем. Он рассчитывал на последнюю ракету, что в случае успеха цена снова вырастет и он в будущем с успехом продаст акции на волне интереса. Если же и последний старт будет неудачным, он сохранит неплохую прибыль от манипуляций Шуи и останется со своим пакетом iStar.
Когда сделка с Мухаммедом состоялась, Шуи потребовал сделать то же с акциями Лазарева.
– Но мы не знаем, согласен ли он, – сказал я.
– Он в коме! – заорал миллиардер. – Если ты немедленно не сделаешь то, что я говорю, я сделаю это сам! Твоим чертовым глазом!
Угроза была недвусмысленной. Я попробовал искать поддержку, но теперь работали совсем другие законы. Я понимал, что из всех присутствующих только Елена Романовна теоретически могла оказать сопротивление ярости азиата. Но и она не проявляла никакой инициативы. До старта последней ракеты ее руки были связаны. Кроме того, защищая меня, она оказала бы неоценимую услугу Лазареву. А этого она делать, конечно, не стала бы, учитывая, что миллиардер был близким партнером и единомышленником президента. Президент, в свою очередь, был морально подавлен неуспехом проекта, который должен был вернуть стране лидерские позиции в космосе и сулил огромные дивиденды. Похоже, он уже не верил в последний запуск и мысленно прокручивал все последствия. И одним из последствий было то, что…
Вдруг я неожиданно понял, что во всей этой картине кое-что очень плохо стыкуется. Почему президент до сих пор никак не выразил обеспокоенности по поводу состояния своего близкого друга. Это было очень странно и могло означать только одно. Медленно, но неотвратимо в моей голове наконец-то сложилась вся картина. Выбор, который мне предстояло сделать теперь, сулил проигрыш лично для меня в любом случае, но от него зависело многое для других. Странная и глупая ситуация. Очень глупая. Почему Лазарев выбрал именно меня? Почему ничего не объяснил с самого начала? Как он мог быть уверен в том, что я все пойму? И как он мог быть уверен, что, понимая все, я приму решение в его пользу?
Я посмотрел на экран. Котировки катились вниз. Оператор показывал лица паломников, скованные неподдельными страхом и отчаянием. Клавдий был неподвижен и отрешен. Только теперь я заметил, что в его лице мне всегда казалось знакомым. Он был чертовски похож на своего отца.
– Благородный господин Шуи, – сказал я грустно, – я не имею права принимать такое решение.
В этот момент он со своими охранниками стоял уже рядом. Тот, что проверял Лазарева, достал из карабина охотничий нож.
– Нет, я сам, – зло прошипел Шуи.
Я почувствовал удар в живот. Никто не приходил на помощь. Вся многочисленная охрана вокруг не сдвинулась со своих мест. Люди в ВИП-зоне не произносили ни звука. Журналисты из дальней части зала замерли в ожидании. Как потом выяснилось, никто не посмел записать видео. Кто-то схватил меня за волосы на затылке и грубо потянул назад, а затем ударил по лицу, отчего я зажмурился, затем почувствовал, как мой правый глаз насильственно открывают, и через мгновение я с ужасом видел перед самой зеницей моего ока занесенный блестящий прибор. Господи, я успел разглядеть столовую ложку и постарался со всей силы зажмуриться, но не смог.
– Стойте! Нет! – Я кричал теперь не своим голосом. Хмель и храбрость как рукой сняло.
В ответ последовал лишь страшный крик, будто кричал дикий бабуин, и я ощутил нестерпимую боль в глазу. Меня скрутило, словно от ударов током по всему телу, я упал, закрывая лицо руками. Произошло что-то непоправимое, что-то чудовищное. Я почти потерял сознание, но от запаха нашатыря немного пришел в себя.
– Я сделал вам укол, – сказал военный врач. – Должно быть легче.
Видимо, лекарство подействовало, и боль начала немного отступать. Я понял, что нахожусь на полу, и почувствовал настоящий страх за свою жизнь, отчего все чувства сильно обострились. Мое внимание привлекли голоса.
– Это не тот глаз! – кричал азиат.
– Нет, господин, – отвечал ему юрист, – глаз правильный.
– Почему не срабатывает?
– Вероятно, господин Лазарев отозвал доверенность на операции.
– Но как?! Он без сознания.
– Вы все еще можете перенести шары на свободное поле.
– Верно!
– Поднесите глаз ближе. Вот, сработало.
Несмотря на обезболивающее, меня трясло и к горлу подступала тошнота. С ужасом потрогал лицо: на правом глазу была повязка. А левый? Страшно открывать. Кажется, я все еще сдавленно ревел от боли, как животное, попавшее в капкан. Я больше не чувствовал себя человеком. Грубое унижение и
