Ночь с Королём Эльфов была невероятной, и воспоминания о ней согревали сердце Барда многие дни. Долгие месяцы, если уж честно.
— Но… — возразил Бард, чувствуя, как праведный гнев под влиянием искусных тонких пальчиков утихает.
— Неужели это так ужасно, что отец и сын хотят одного и того же — тебя? — промурлыкал юный эльф.
Хотел Бард того или нет, но его броня трещала по швам. У сына Трандуила был врождённый дар к убеждению, а ещё искусные тонкие пальчики, манящие полные губы и нежный мелодичный голосок…
— Нет, но… — уже не так уверенно ответил Бард.
Юный эльф наклонился к самому уху мужчины и прошептал так тихо, что только смертный смог услышать:
— Шшш, отбрось все эти глупые предрассудки и угрызения совести. Ведь это единственное, что удерживает тебя от того, чтобы принять моё — наше — предложение.
Леголас был прав, именно аморальный характер их отношений с Трандуилом и остатки здравого смысла не давали Барду принять то, что эльфы предлагали так свободно. Но и отказаться он не решался, ведь то была возможность, которая никогда больше не представится обычному смертному, совсем недавно простому хозяину баржи.
— Разве любовь может быть неправильной, Король Дейла? — снова спросил Леголас, прежде чем осторожно коснуться своими губами губ человека, и зарылся пальцами в тёмные волосы. — Мы не причиняем вреда ни одной живой душе.
До сих пор Король Эрин Гален не сказал ни единого слова ни Барду, ни своему сыну и наследнику, очевидно, весьма довольный шоу.
Однако, стоило человеку услышал голос Трандуила, как его сердце пропустило удар. Бард не понял смысл приказа, что тот отдал своему распутному отпрыску на синдарине, но не прошло и секунды как Леголас спрыгнул с его колен и подошёл к отцу.
— Терпение никогда не было твоей сильной стороной, ion, — Король обратился к сыну на общем языке. — Сбавь темп и дай ему время всё обдумать, Леголас.
— Да, аda, — тихо ответил юноша и встал позади отца, положив руки ему на плечи.
Сначала всё выглядело вполне пристойно. Принц просто разминал затёкшие мышцы, скрытые под тяжёлой одеждой, но вскоре искусные пальцы уже скользили от плеч Трандуила к его губам. Кончики пальцев невесомо коснулись совершенного изгиба властных губ и запутались в шёлковых волосах, заставляя отца запрокинуть голову. А затем Леголас медленно наклонился, пока их губы не встретились в нерешительном, почти целомудренном поцелуе, но от этого чувственного и одновременно развратного зрелища у Барда перехватило дыхание.
Бард знал, что ему не следует смотреть, — смотреть так, как смотрел он! — но было совершенно невозможно отвести взгляд от запретных ласк, которым эти двое столь открыто предавались прямо у него на глазах. Лёгкий румянец окрасил щёки, когда он увидел, как дерзкие пальцы Леголаса исчезли под одеждой Трандуила, медленно спускаясь вниз, а в паху ощутимо потяжелело. Бард знал, что ему следует уйти — СЕЙЧАС!!! — пока ещё не стало слишком поздно — но он не мог, он как будто примёрз к тяжёлому креслу.
— Тебе нравится то, что ты видишь, — прокомментировал происходящее Леголас, глядя в любопытные карие глаза. — Это и многое другое может стать твоим, если только ты осмелишься...
Не дожидаясь ответа и не обращая на мужчину никакого внимания, юный эльф продолжил свои изощрённые манипуляции. Бард понятия не имел, что именно Леголас делал своими пальцами, но каждое их прикосновение вырывало тихий стон изо рта Короля Эльфов. Это было самое сексуальное зрелище, какое он когда-либо имел возможность лицезреть воочию. Грозный и неприступный Лесной Король рассыпался на части под ласками развратного юнца.
Бард жадно впитывал это запретное видение, желая быть тем, кто заставил эльфийского Короля так стонать, желая, чтобы это он был причиной того удовольствия, которое сейчас разливалось по венам Трандуила, желая быть чем-то большим, нежели безучастным зрителем, который невольно стал свидетелем столь эротичного и возбуждающего действа.
С того места, где Бард сидел, открывался восхитительный вид — он мог рассмотреть всё в мельчайших подробностях. Несколько раз Бард тяжело сглатывал в тщетной попытке прояснить мысли, но куда там. Это было приватное шоу, устроенное специально для него. Трандуил и Леголас фактически заставили его смотреть на то, что он не желал видеть, то, что он осудил всего несколько минут назад. Но был ли он честен с самим собой? Если да, то почему тогда его это так завораживало? От неземной, столь схожей красоты захватывало дух и путались мысли. Отец и сын были словно две половинки чего-то цельного, чего-то, чему не требовались слова, чтобы понимать желания и стремления друг друга.
Леголас снова и снова оставлял целомудренные поцелуи на закрытых веках и губах отца, пока тот не сдался и не впился в губы сына требовательным поцелуем. Трандуил целовал его так, как ни один родитель не должен целовать своего ребёнка. Леголас же не сводил с Барда глаз ни на секунду, и вскоре на губах юноши расцвела всезнающая ухмылка.
— Думаю, наш гость уже принял решение, Ada, — выдохнул сын в страстный поцелуй.
— Неужели? — тёмно-синие глаза открылись — мучительно медленно — и встретились с затянутыми поволокой страсти взглядом карих глаз.
Две пары одинаковых, потрясающих, голубых глаз были устремлены на него, ожидая правильного ответа. Но Бард молчал, раздражённо потирая пальцами пятидневную щетину.
— Давай подарим нашему гостю ночь, которую он не забудет до конца своих дней, — расплылся в широченной улыбке Трандуил. Улыбке, которая, вне всякого сомнения, была адресована Барду, тогда как следующие слова, равно как и нежное прикосновение к щеке, предназначалось лишь Леголасу.
— Найди этому прелестному ротику достойное применение, — как ни в чём ни бывало приказал Король, как будто это было абсолютно нормально отдавать сыну подобные приказы.
— Слушаюсь и повинуюсь, милорд, — промурлыкал Леголас с обманчиво застенчивой ухмылкой и поцеловал отца в последний раз, прежде чем подойти к Барду и положить ладони на его бёдра.
— Я… я… — в ужасе выдохнул Бард.
Но прежде, чем он успел сказать что-нибудь, что имело бы смысл, губы Леголаса, все ещё хранившие вкус Трандуила, прошептали:
— Заткнись!
Сказав это, он впился в губы Барда страстным поцелуем. Это было безумием, но безумием божественным. Последняя линия обороны пала под осадой сладких розовых губ. Сын многому научился у отца, и искусство сногсшибательно целоваться, безусловно, перешло по наследству от отца к сыну.
— Боги! — это было худшее из того, что Бард совершал за всю свою жизнь. А он ведь не был паинькой. Была в его юности череда случаев, довольно вопиющих случаев, коими отнюдь он не гордился.
— С удовольствием, Ada, — проворковал принц, подчиняясь немому приказу отца, настойчиво развёл бёдра мужчины в стороны и
