— Ситаки мазива, — Схоластика отодвинула его и недовольно посмотрела на нас.
Задняя дверь скрипнула, открываясь, а затем последовали два тяжелых удара: Джек снял сапоги.
— Что здесь происходит? — он посмотрел на Схоластику, а затем на Гому.
— Противостояние, — сказала Гома. — Она капризничает, отказываясь пить своё молоко. Она хочет кофе.
— Конечно, она хочет кофе. Она на кофейной ферме. Он вокруг неё. Он есть у вас у всех. Естественно, что она хочет попробовать. Я подозреваю, что она тоже ищет причину, чтобы вас разозлить. Вероятно, она думает, что это заставит нас отослать её в Рутему. Это единственный дом, который она знает.
Он обошёл стол, распространяя запах зелёных листьев и земли вокруг себя.
— Ты хочешь кахаву? Кофе?
Схоластика кивнула.
— Харуфу нзури сана.
— Да, он хорошо пахнет, не так ли? Как насчет того, чтобы ты съела всё на своей тарелке, и я покажу тебе, как сделать свою собственную чашку кофе? — Джек повторил свое предложение на суахили и получил ещё более восторженный кивок.
— Возьми с собой Родел, — сказала Гома. — Мне хотелось бы побыть одной какое-то время. Я не могу одновременно занимать столько людей.
У меня закралось подозрение, что Гома пыталась играть роль свахи, но я держала свой рот на замке. Прежде чем мы вышли на улицу, я намазала Схоластику солнцезащитным кремом. Она извивалась и хихикала, когда я прикасалась прохладным лосьоном к её коже. Струпья на её лице заживали, а глаза потеряли некоторую настороженность. Страх всё ещё был там, укоренившись довольно глубоко, и её ресницы нервно трепетали, когда мы шли за Джеком через ряды кофейных деревьев.
— Кофе-бобы, на самом деле, являются семенами кофейных ягод, — объяснил он, когда мы со Схоластикой привязали корзины к нашим талиям. — Видишь эти яркие красные ягоды? Это те, которые тебе нужны (Прим. кофейные ягоды косточковый плод кофейного дерева красного (иногда желтого) цвета, он состоит из нескольких слоев, выполняющих разные функции)
Он разломал красную кожуру и вытащил семечко. Оно было липким и скользким.
— Ягоды из ваших корзин будут сушиться на солнце, сгребаться и переворачиваться в течение дня, чтобы они не портились. На ночь, или когда идет дождь, их накрывают, чтобы они не промокли. В зависимости от погоды, это может занять некоторое время, пока они не станут достаточно сухими, когда бобы «начнут греметь» внутри плодов. Затем мы отделяем бобы от остального и продаем их как сырой кофе. Мы оставляем некоторое количество для фермы и рабочих, поэтому можем поджарить их для себя.
— Это так здорово, — сказала я Схоластике, когда она сорвала свою первую ягоду и подняла её, чтобы показать нам.
Ферма представляла собой смешанную в идеальном балансе рощу из банановых деревьев и кофейных кустов. Банановые листья предоставляли тень и укрытие для кофе. Ряды кустов были очень близко друг к другу, и когда мы двигались между ними, Джек скользнул мимо меня, чтобы помочь Схоластике. Это было лишь касание, но всё его тело напряглось в ответ. Я почувствовала его участившееся дыхание на своём лице, толчок от его бедра на своем теле, мурашки в том месте, где его руки коснулись меня. Я ощущала своего рода химию, к которой стремилась, ту, которая воспламеняет все ваши чувства, так что ты чувствуешь себя более живым в течение секунды, чем во все моменты, за все дни до этого. Затем Джек прошёл мимо меня из-под тени глянцевых листьев банана на солнце.
— Хорошая работа! — он заглянул в корзину Схоластики и высоко поднял её. — Сафи сана. Я думаю, вы, ребята, заработали свой кофе.
Он объединил содержимое наших корзин и направился к месту сбора.
— Пойдём, — сказал он, когда я отстала от них, всё ещё пытаясь отдышаться. — Время приготовить твою первую чашку кофе с нуля.
Он высыпал наши ягоды в гигантскую корзину, забрал равное количество тех, которые сушили на больших плоских контейнерах, и опустил их в гигантскую деревянную ступку.
— Мы используем машину для этой части, но это устройство отлично подходит для небольших партий. Вот, — он передал пестик Схоластике.
Мы по очереди стали толочь ягоды. Как только шелуха была отделена, мы пересыпали всё в мелкую корзину и стали веять, оставляя только внутренний боб. Джек обжаривал кофе в небольшом глиняном горшке над открытым огнем, пока тот не потемнел. Затем мы растолкли бобы и сварили их в кипящей воде.
— Готова?
Он вручил Схоластике чашку.
Она подула на горячую жидкость и сделала большой глоток.
— Кааааа! — она выплюнула её и вытерла рот ладонью. — Мбайя сана! — она протянула чашку Джеку.
— Тебе это не нравится? — он притворился удивленным.
— Ах-ах.
Она покачала головой и что-то сказала на суахили.
— Горькое, как лекарство? — спросил Джек. — Но пахнет так хорошо.
Она воротила нос, когда он подвигал кружкой.
— Нинапендейла мазива.
— Мазива? Джамани, — он сел с преувеличенным вздохом. — Вся эта тяжелая работа, и ты хочешь молока? Давай. Иди, спроси у Гомы мазива. — Он указал ей на дом.
Ей не нужно было больше указаний.
— Ты знал, что ей это не понравится, — сказала я, когда мы наблюдали, как она убегает в своей шляпе с подсолнухом.
— Наверное, я мог бы предложить ей молоко и сахар, — Джек подарил мне застенчивую улыбку. — Но это не тот кофе, который она хочет. Это предоставило ей некий контроль, который она может ощутить над своей жизнью, даже если это нечто такое простое, как выбор того, что есть или пить. Всё, чего мы действительно хотим, это чувствовать, что мы имеем значение, что нас видят, что нас слышат.
— Ты был так добр к ней, — сказала я. — Я чувствую себя немного затруднительно, потому что не говорю на суахили.
— Если ты не можешь говорить, просто слушай. Это то, что кто-то когда-то сказал мне.
Он налил мне кофе и сел на деревянное бревно напротив меня.
— Хороший совет. — Я приняла чашку и улыбнулась. Он вспомнил мои слова, и почему-то это сделало меня счастливой.
— Тебе не нравится кофе?
— Я люблю кофе, — ответил он, наблюдая, как я делаю глоток.
— Правда? — поддразнила я. — Я никогда не видела, чтобы ты его пил.
Он откинулся назад, выбрал облако и стал пристально смотреть на него. Я не думала, что он ответит, когда он, наконец, заговорил.
— Я пил кофе на стоянке, когда все началось в тот день. В торговом центре. Вкус его всё ещё был у меня рту, когда здание рухнуло. Мне плохо каждый раз при виде кофе, потому что он возвращает меня к тому моменту.
Я не знала, что сказать, потому что понятия не имела, каково это — быть окруженным акрами и акрами того, что ты любил, но больше никогда не иметь возможности это попробовать. Вместо этого я держала свой кофе и следовала за его взглядом по небу. Мы молча смотрели, как облака проплывали мимо величественного лика горы Килиманджаро, как
