Харпер похлопывает меня по руке и посмеивается.
— Мы все делаем глупости, когда влюблены. — Она наклоняется к Нику. — Верно, детка?
Он кивает.
— Кроме меня. Я никогда не делаю глупостей. Я всегда абсолютно спокоен и уверен в себе.
— Да, — говорит Харпер, кивая с преувеличенным энтузиазмом. — Как в тот раз, когда ты ревновал к коту Спенсера, когда тот трогал мои сиськи?
Я притворяюсь шокированной.
— Харпер, ты позволила котику тебя облапать?
Она поигрывает бровями.
— Конечно да. — Она обнимает меня. — В любом случае, тебе не стоит слишком много об этом беспокоиться. Поживем и увидим, что же будет дальше.
— Ты права, но это утро было ужасным. То, как Мириам смотрела на меня, обращалась со мной… — Я содрогаюсь, когда вспоминаю ее холодность и жестокость. — Не могу поверить, что эта женщина — мать Хейден. Малышка буквально лучший ребенок на свете. Я люблю эту девчушку. Люблю и обожаю, но ее мать — ведьма.
Харпер ухмыляется так, будто у нее припрятан козырь в рукаве.
— Что?
Она смотрит на Ника, а затем на меня.
— Ты любишь его ребенка.
— И что? Я же ее няня.
— Ты любишь его ребенка. Ты любишь его, — подмечает Харпер. — И что бы ни происходило сейчас, как бы ни вела себя его бывшая, и как бы плохо ты себя ни чувствовала, ты во всем разберешься, потому что любишь их обоих. Он полон достоинств, и ты любишь его.
— Достоинство. Она сказала достоинство, — невозмутимо говорит Ник (Примеч.: имеется в виду мужское «достоинство»).
— Ты пошляк, — говорю я ему.
Он кивает.
— Ничего не могу с собой поделать. Я во всем вижу сексуальный подтекст. И хватаюсь за него. — Затем он приподнимает свои очки. — А теперь серьезно, Эбби. Тебе нравится этот парень. Тебе нравится его ребенок. Кому какое дело до того, что его бывшая видела твои сиськи? Ты должна пойти и взять то, что принадлежит тебе.
— Взять то, что принадлежит мне. — Я повторяю эту пламенную речь, позволяя его словам подтолкнуть меня к действию. Я поднимаю плечи и делаю глубокий вдох. Я — боец. И я возвращаюсь на ринг.
Я забираю то, что принадлежит мне.
Подняв мне самооценку, мы переходим от моих бед к разговору о новом телешоу Ника и о том, как они с Харпер живут вместе, и сможет ли Ник когда-нибудь победить ее в боулинг.
Но после того, как я прощаюсь со своими друзьями и окунаюсь в утреннюю толкучку Нью-Йорка, где люди пьют свой кофе, читают газеты, делают селфи и несутся сломя голову по улицам, моя уверенность исчезает.
Взять то, что принадлежит мне — легче сказать, чем сделать. Потому что на кон поставлено больше, чем просто моя гордость.
Я могу пережить удар по своей гордости. Могу абстрагироваться от самого неловкого момента. Этот утренний инцидент исчезнет в зеркале заднего вида наших отношений, когда мы пойдем дальше. Но кое-что большее, важное, весомое не исчезнет.
Как я могу продолжать работать на человека, которого люблю? Как брать у него деньги?
Оставаться няней Хейден казалось прекрасной идеей в три часа ночи, но тогда за меня думали гормоны, завладевшие мной. Они заставили меня поверить, что я смогу погнаться за двумя зайцами.
Сейчас, когда солнце поднялось выше, показав все синяки и царапины реальной жизни, я не думаю, что все будет так просто.
И не должно быть.
Правда в том, что я не знаю, как работать на него и любить одновременно. Это было легко до тех пор, пока мы не влюбились друг в друга. Сильно и безрассудно.
Но утренний инцидент подчеркнул нашу главную проблему.
Я работаю на мужчину, который видел меня голой.
Глава 25
Саймон
В комнате Хейден я сажусь на пол и присоединяюсь к игре «Мой плюшевый слон умеет летать». Она сажает слона на пол и бросает на меня любопытный взгляд.
— Почему Эбби была голой?
Я отвечаю ей очень просто. Нет необходимости все усложнять.
— Она одевалась, дорогая. Она хотела открыть дверь в одежде. Я знаю, что она сожалеет.
Хейден пожимает плечами.
— Меня это не беспокоит. Но это было странно, — говорит она, сморщив носик.
Я убираю прядь непослушных волос с ее глаз, убеждаясь, что она смотрит на меня.
— С тобой все будет в порядке?
Она смеется.
— Да, папочка. Хочешь поиграть со мной?
Вот и все. В этом вся прелесть пяти лет. Она больше не сбита с толку. Но я знаю, что наш разговор еще не закончен. Та часть, которая имеет значение, еще даже не началась.
— Эй, сладкий горошек, — говорю я, хватая игрушечного жирафа, чтобы поиграть с ней в игру, как бы она ни называлась.
Хейден смотрит на меня своими большими невинными карими глазами и ждет.
— Что бы ты подумала, если бы я сказал тебе, что мне нравится Эбби?
Она начинает светиться, широкая улыбка появляется на ее лице.
— Она мне тоже нравится!
— Что, если она больше, чем просто нравится мне? Что, если я люблю ее? Ну, знаешь, как когда мужчина и женщина любят друг друга?
Ее глаза сияют.
— Я люблю Эбби! Ты любишь Эбби!
Она бросает слона прямо в свой игрушечный сундук и достает оттуда деревянный меч.
— Значит ли это, что вы оба сможете снова отвести меня на урок фехтования? Потому что мне очень понравилось, и я хочу продолжать этим заниматься.
Я улыбаюсь и хватаю ее за талию, крепко обнимая ее и деревянный меч тоже. Я люблю свою малышку.
— Надеюсь, сладкий горошек. Мне бы очень этого хотелось.
— Как насчет сегодня?
— Не думаю, что сегодня проводятся какие-либо уроки по фехтованию.
— А завтра?
— Посмотрим.
— Эбби может пойти с нами, раз она нравится тебе?
— Надеюсь, что сможет.
Я целую Хейден в лоб, а затем продолжаю устраивать бои между жирафом и слоном, пока мы оба не плюхаемся на ее фиолетовый ковер, громко смеясь.
Кое-что в жизни бывает очень простым.
* * *После девяти вечера кто-то очень тихо стучит в дверь. Надеясь, что это Эбби, я поднимаюсь с дивана, мое сердце стучит с бешеной скоростью, когда я преодолеваю расстояние от гостиной до зеленой двери, чтобы открыть ее. Сегодня все прошло не так, как планировалось, и я не могу дождаться, чтобы рассказать ей, как легко прошел разговор с Хейден.
Когда я поворачиваю дверную ручку, один только взгляд на нее выбивает весь воздух из моей груди. На ней надеты обтягивающие белые джинсы и яркая симпатичная
