Она имеет в виду блондинку с высунутым языком и правой рукой, указывающей на камеру. Стильная.
Я перехожу к следующей фотографии.
- Сучка-Булимичка. Все думают, что она вылечилась, но нет ни крошки еды, которая бы не прошла сквозь эти губы и не вернулась обратно. У нее гнилые зубы. Эти вставные имплантаты такие же фальшивые, как и ее сиськи.
По словам Фрэнни, они все сучки. Незаконнорожденная Сучка («ребенок дворецкого, разве ты не знаешь»), Лысая Сучка («тревожное расстройство невообразимо вытягивает из нее волосы»), Сучка Зудящая-Вагина («я собираюсь сделать ей одолжение и послать на Рождество ящик «Вагизила»).
Судя по всему, даже парни оказываются Сучонками: Тухлый Сучонок («метеоризм - проводишь слишком много времени в непосредственной близости и волосы в носу сгорают»), Микроскопический Сучонок («но он же здоровый парень», - говорю я. Фрэнни шевелит мизинцем. «Не весь он»).
Я бросаю телефон на подушку рядом с собой и опускаю голову на подлокотник дивана.
- Зачем мы опять этим занимаемся?
- Потому что именно так это и делается. Они ненавидят тебя - даже те, с кем ты еще не встречалась. Если есть шанс, что ты останешься, тебе нужны боеприпасы.
- Но я ведь не подойду к Незаконнорожденной Сучке и в стиле Дарта Вейдера не скажу ей, что знаю, кто ее отец.
Розовые губы Фрэнни растягиваются в улыбке.
- И именно поэтому Николас тебя обожает. Потому что ты не похожа ни на одну другую женщину, которую он знал. - Она похлопывает меня по колену. - Ты очень милая.
- Но, - продолжает она, - использовать эту информацию не имеет смысла. Достаточно того, что они знают, что ты знаешь - их стервозные чувства подскажут им, как только они тебя увидят. Это будет проявляться в том, как ты себя ведешь, как смотришь им в глаза. Восприятие - это реальность. Если ты можешь контролировать восприятие, ты управляешь миром. Вот как здесь обстоят дела. Именно это Николас и пытался сделать сегодня.
Я делаю глоток обжигающего алкоголя, когда до меня доходят ее слова. Затем, просто ради дуракаваляния и смеха я спрашиваю:
- А какой Сучкой буду я? Нищей Сучкой?
- Определенно.
- А моя сестра была бы Крошечной Сучкой, - я показываю на кончик мизинца, - потому что она вот такого роста.
- Теперь ты понимаешь.
Я смотрю на профиль Фрэнни - ее идеальную кожу, восхитительный нос, сияющие экзотические глаза с густыми ресницами, которые тянутся до бесконечности. От нее действительно захватывает дух.
- А кем была бы ты?
Фрэнни смеется - это гортанный, неистовый звук.
- Я была бы Уродливой Сучкой.
- Э-э... ты имеешь в виду Противную Сучку?
Ей требуется полминуты, чтобы мне ответить. Она приподнимает рукав своей шелковой блузки, проверяя часы с бриллиантами на изящном запястье.
- Хорошо, дорогая, устраивайся, а Фрэнни расскажет тебе сказку на ночь. Жила-была девочка - самая красивая девочка на всем белом свете. Ей все так говорили. Ее мать, ее отец, незнакомые люди на улице... ее дядя. Он говорил ей об этом каждый раз, когда приходил в гости, что случалось ужасно часто. Его «прелестная принцесса», говорил он.
Все внутри меня опускается, и бренди ощущается слишком тошнотворно сладким, отвратительным.
- Я всегда любила животных, - говорит Фрэнни, неожиданно улыбаясь. - У них есть шестое чувство к людям, тебе не кажется?
- Да, думаю, есть. Я не доверяю никому, кто не нравится моей собаке.
- Именно. - Затем она снова переводит взгляд на камин. - Дядя девочки погиб в результате несчастного случая на дороге. Его сбросил конь и растоптал - его голова была раздавлена копытами, как дыня.
Хорошо.
- К тому времени девочка уже мечтала о том, чтобы разрезать себе лицо, чтобы соответствовать тому, насколько уродливо она себя чувствовала внутри. Но она не могла заставить себя сделать это. - Фрэнни на мгновение замолкает, погруженная в воспоминания, мерцающие в ее красивых темных глазах. - И вместо этого она вела себя отвратительно. Жестокая. Ядовитая маленькая штучка. У нее это очень хорошо получалось. И она выросла самой уродливой красоткой на всем белом свете.
Фрэнни пьет свой бренди.
- Пока однажды она не встретила парня. А он оказался нелепым, неуклюжим и самым добрым, самым милым человеком, которого она когда-либо знала. Девушка была уверена, что никогда не сможет быть с ним - потому что, как только он узнает, насколько она уродлива внутри, он уйдет, и она развалится на части. Тогда она стала к нему бессердечна. Пыталась прогнать его всеми доступными ей способами. Она даже попыталась соблазнить его друга, но ничего не получалось. Парень... ждал. Не как слабак, а с терпением. Как родитель позволяет истеричному ребенку кричать, плакать и биться о землю, пока ребенок не устанет. И однажды ночью, случилось вот что. Девушка вопила, брыкалась и всхлипывала... и рассказала ему все. Все это уродство.
И он не просто полюбил ее... он полюбил ее еще больше. Он сказал ей, что не ее лицо заставило его полюбить ее - он сказал, что будет любить ее, даже если ослепнет, потому что внутри нее была искра, захватившая его в тот момент, когда они встретились. И она наконец начала ему верить. С ним она чувствовала себя в безопасности... и хорошо... и, может быть, даже немного красивой.
Я тянусь к Фрэнни и крепко ее обнимаю, поглаживая мягкие темные волосы. Потом я сажусь и смотрю на нее снизу вверх.
- Зачем ты мне это рассказала?
- Потому что, Оливия, это место - прелестная кучка дерьма с тысячью кровожадных мух. Но в нем есть доброта. Я это почувствовала. Я нашла его. - Она накрывает мою руку, сжимая. - А мой Саймон любит Николаса как брата. Так что если он любит его, я знаю, что он один из хороших.
Раздается стук в дверь. Похлопав меня по колену, Фрэнни встает и открывает ее. И Саймон Барристер смотрит на нее, не так, как будто она самая красивая девушка в мире, а как будто она центр его вселенной.
- Пора идти, дорогая.
Он усмехается. Фрэнни машет рукой.
- Спокойной ночи, Оливия.
- Спасибо тебе, Фрэнни, за все.
Когда они выходят за дверь и идут по коридору, я слышу, как Фрэнни говорит:
- Я очень пьяна, Саймон, сегодня тебе придется делать всю работу.
- Меня устраивает, любовь моя. Это один из моих любимых способов - наряду со всеми другими.
Я ставлю бокал с бренди на стол и закрываю дверь. Потом выключаю свет, снимаю халат и ложусь в постель. В комнате темно и тихо. Достаточно тихо, чтобы расслышать
