Королева встает, и все встают вместе с ней.
- На этом мы пока закончили. - Она осматривает комнату, ее глаза касаются лица каждого члена парламента. – Наша страна находится на перепутье. Будьте уверены, если вы не сможете показать, что способны выбрать правильный путь, он будет выбран за вас.
Затем мы вместе поворачиваемся и бок о бок выходим через большие двойные двери.
В холле, направляясь к машине, она говорит, не глядя на меня.
- Это было неразумно, Николас. Сегодня ты нажил себе врага.
- Он уже был нашим врагом. Теперь он просто знает, что мы это знаем. Я должен был что-то сказать.
Она посмеивается.
- Ты начинаешь говорить, как твой брат.
- Возможно, он действительно прав.
Кстати, о Генри, ему уже лучше. Прошло несколько недель после инцидента с лодкой, и он кажется... освободившимся. Спокойным. Он связался с семьями солдат, как и предложила Оливия. Разговоры и встречи с ними, кажется, принесли ему некоторое успокоение.
И вот, он едет со мной и Оливией на побережье. На выходные.
Я не возражаю – то есть я еду в открытом кабриолете с кортежем агентов безопасности, окружающим меня, так что Оливия все равно не будет делать мне минет по дороге.
Однако, спустя сорок минут пятичасовой поездки... я начинаю сомневаться.
- Трезвость утомительна, - говорит мой брат с заднего сиденья. - Мне тааак скууучно.
Потом он подскакивает, кладет руки на наши подголовники и вклинивается головой между нами.
- Так вот как будет проходить вся поездка? Вы двое будете строить друг другу глазки? Видишь вон то дерево, Николас? Езжай к нему как можно быстрее и избавь меня от страданий.
Мы его игнорируем.
Оливия достает свой телефон и делает снимок утеса, который, по ее словам, похож на Патрика из «Губки Боба», намереваясь отправить его своей сестре. Она разговаривает или переписывается с Элли и Марти каждый день, чтобы проверить, как без нее идут дела в Нью-Йорке. Вчера вечером Элли сказала Оливии, что их отцу «стало лучше», и это немного ее успокоило.
- Ох, Элли, - воркует мой брат, заглядывая Оливии через плечо. - Давай позвоним ей. Выясним, под запретом ли она еще.
- Для тебя, приятель, моя сестра под запретом. - Оливия хмурится.
Он плюхается обратно на сиденье.
- Это так скучно.
Это будет долгая поездка.
Но когда мы добираемся до замка Анторп, который стоит на скале с видом на море и шумом прибоя внизу, это совсем не скучно. Генри не хочет плавать, но он заинтересовался скалолазанием.
Слава Богу, я его отговорил.
Мы с Оливией пропускаем купание нагишом из-за безопасности - и ее голое тело предназначено только для моих глаз. Но в воде мы действительно отмораживаем себе задницы - Оливия в бирюзовом бикини, я в плавках, мы оба плещемся и плаваем в бурных волнах, как похотливые дельфины.
Хорошего в холодной воде то, что, в конце концов, у тебя все просто немеет.
А самое приятное в старинных каменных замках - это гигантский камин в каждой комнате.
Мы греемся перед тем, что в Большом зале, на ковре из кроличьих шкурок.
Оливия сушит волосы у камина, а я смотрю, как пламя отражается в ее глазах, окрашивая их в темно-фиолетовый цвет.
На ужин мы едим вкусное рагу и свежеиспеченный хлеб.
И в ту ночь, на огромной старинной кровати, на виду у звезд, Оливия седлает на мои бедра и член, двигаясь медленно и неторопливо. Я смотрю на нее снизу вверх, как грешник, нашедший искупление. Лунный свет, льющийся из окна, омывает ее кожу ярким сиянием - черт, она прекрасна. Я чуть не плачу от этого.
Но я не заплакал. Потому что есть и другие, лучшие способы выказать свое обожание.
Я приподнимаюсь, мои руки скользят по ее спине, обнимая за плечи. Направляю ее назад - под нужным углом, я все еще полностью фантастически погружен внутрь ее, но вес ее корпуса в моих руках. Затем я подношу свои губы к ее груди - и занимаюсь любовью с этими мягкими полукружиями: губами, зубами и языком. Поклоняясь им, как божествам, которыми они являются.
Она всхлипывает, когда я лижу ее, и ее киска сильнее сжимается вокруг меня. Это чертовски великолепно.
Все изменилось между нами со дня матча по поло. Все стало глубже, интенсивнее... просто значительнее. Мы оба это чувствуем, знаем, хотя и не говорили об этом. Ещё нет.
Бедра Оливии кружатся и сжимаются, мои яйца напрягаются. Я поднимаю ее обратно к себе, и мы оказываемся лицом к лицу. С моими руками на ее плечах, я толкаюсь в нее, пока она трахает меня жестко и идеально. И мы кончаем вместе, хватаясь друг за друга, стонем и ругаемся.
Акустика этих стен не так хороша, как во дворце... но чертовски близко к этому.
На следующий день, на обратном пути, мы останавливаемся в пабе на ранний ужин. Это захолустное местечко, известное своими сэндвичами и хорошим виски. Поскольку это незапланированная остановка, охрана входит раньше нас, делает зачистку и остается рядом, пока мы едим.
Потом, когда мы встаем из-за стола, Генри косится на пышнотелую блондинку в другом конце комнаты, прижимая палец к губам и направляя его в ее сторону.
- Я знаю эту девушку. Откуда я знаю эту девушку?
- Титеботтум, - говорю я ему. (Прим. переводчика: созвучно с Titty – груди и bottom - попка).
- Да, это у нее точно есть. Хотя я удивлен, что ты упомянул об этом при Олив.
Оливия складывает руки на груди в поисках объяснений. И я смеюсь над своим братом, потому что он идиот.
- Так ее зовут, - говорю я им обоим. - Она дочь Леди фон Титеботтум, младшая... Пенелопа.
Генри щелкает пальцами.
- Да, точно. Я познакомился с ней у барона Фоссбендера несколько лет назад, когда она еще училась в университете.
В этот момент к Пенелопе подходит длинноволосая брюнетка в очках, и я добавляю:
- А это ее сестра... Сара, кажется.
Когда мы направляемся к двери, Пенелопа замечает моего брата, и по выражению ее лица она без труда вспоминает, кто он такой.
- Генри Пембрук! Прошла целая вечность… как ты, черт возьми?
- Я в порядке, Пенелопа.
Сара и Пенелопа делают реверанс, короткий и быстрый, затем Пенелопа резко хмурится на Генри.
- Только не говори, что ты был здесь в гостях и не подумал заглянуть ко мне! Я никогда тебя не прощу.
Генри усмехается.
- Возвращайся с нами. Я все тебе компенсирую.
Она надувает губы.
- Не могу, мама ненавидит город - слишком шумный, слишком многолюдный.
- И мы должны принести домой ужин. Мы его сейчас забираем, - говорит Сара мягким, воздушным голосом,
