Лидер одной из самых крупных группировок джаргов встретил меня в центре зала, внимательно рассматривая. Присмотрелся и я – Гасептул Аджария был невысок и коренаст, но с выразительными чертами лица, обрамленного черной густой бородой. На голове у Гасептула была тканевая повязка белого цвета.
– Ты пришел говорить со мной о смерти, джегга? – поинтересовался он.
– Да, я пришел говорить с тобой о смерти.
– Ты выбрал подходящую темы для беседы, – бесстрастное лицо Гасептула тронула тень улыбки, – потому что ты умрешь еще до того, как земля полностью отпустит священный диск!
– Я не боюсь смерти, Каргат, – позволил себе улыбнуться и я. Хотел было достать и продемонстрировать ему гранату, но не стал.
По залу между тем рокотом пробежался шепоток – я назвал Гасептула каргарианским титулом главного героя нации – его я выкопал в анналах истории цивилизации. Именно выкопал – предпосылок к появлению подобного персонажа не было уже несколько сотен лет; с появлением же на планете колонистов и скатыванием народа в дрязги многочисленных освободительных движений, и вовсе такая перспектива казалась призрачной. Были герои, но местечковые – чьи деяния ограничивались резней соседних племен. Гасептул, конечно, Каргатом не был, но термин ему услышать было несомненно приятно – и определенно заставило его задуматься.
– Если здесь умру я, то когда придут мои братья, умрешь и ты, – снова позволил я себе чуть улыбнулся.
Гасептул хрипло рассмеялся. Практически синхронно засмеялись и его спутники – многоголосым хриплым, каркающим смехом, отражающимся от вырубленных в толще горы стен.
– У вас есть много дьявольских приспособлений, – фыркнул себе в бороду Гасептул, – но это могущество затмило тебе ум, джегга! Я знаю установленные вами же глупые законы – ты не имеешь права заходить на территорию наших святынь, так что за твою смерть никто не будет требовать ответа.
– Я ведь не сам сюда пришел. Меня привели твои люди под угрозой оружия. Если я не выйду отсюда до того момента, как земля отпустит и снова примет в себя священный круг, сюда придут мои братья и спросят, почему я еще не вернулся.
– Тогда умрут и они, – произнес Гасептул, и в его голосе слышалась непоколебимая уверенность.
– И ты убьешь их всех, ведь их будет не очень много, – после этих слов на лице вождя мелькнула тень удовлетворения – видимо, ему польстило мое предположение. – Но когда ты убьешь и их, придут мои братья с неба. И тогда от твоей горы останется только пламя.
Гасептул задумался. Дураком он точно не был – иначе не являлся бы вот уже больше десятка лет лидером одной из крупнейших группировок.
– Я не боюсь смерти, Каргат, – повысив голос, еще раз повторил я сказанное ранее. – Но готов умереть прямо сейчас. А боишься ли смерти ты?
Если бы Гасептулу не было искренне интересно, зачем я пришел сказать ему пару слов перед смертью, то быть бы мне уже сейчас трупом за такое оскорбление – таков был примерный смысл эмоционального ответа. Не выдержал полевой командир, вспылил чуть-чуть – джарги очень трепетно относились к памяти смерти, нисколько ее не страшась.
– Не хотел тебя оскорбить, Каргат, – с церемониальной медлительностью склонил я голову и так же медленно отстегнул от браслета личного терминала небольшую пластинку.
– Посмотри, – присев, я положил носитель на пол и включил воспроизведение. Масштаб голоизображения был настроен заранее – когда пространство передо мной заполнила объемная картина камеры записи шата, показывающая начало резни в деревне неподалеку от дамбы, многие в зале отшатнулись.
– Ты не боишься смерти, я знаю. Но боится твой народ. Посмотри на это.
Пока на экране разворачивалось действо, в зале царила тишина. Присутствующие здесь не были членами пионерского кружка – каждый из них наверняка участвовал в подобных развлечениях неоднократно, но в зале царило напряжение. Я его всей кожей чувствовал – еще бы, сейчас на экране умирали жители провинции Тора-Бора, откуда был родом сам Гасептул, а резню учиняли члены враждебной ему группировки.
Когда один из нападавших начал святотатственно махать гениталиями, периодически направляя их в сторону следящего за ним объектива камеры, по залу прокатился сдерживаемый рокот ярости. После было еще немного разнородного видео, которое я нашел в сети и смонтировал в небольшой ролик: многочисленные тела опустившихся нищих на грязных окраинах селений колонистов, подсевшая на наркотики молодежь, проститутки из местных в крупных городах планеты, кадры расправы над приспособленцами и прочие прелести.
– Я хотел бы говорить с тобой наедине, Каргат, – произнес я, когда воспроизведение закончилось.
Несколько мгновений царило молчание – чуть погодя, повинуясь легкому кивку, присутствующие торопливо потянулись из зала.
– Это не мой народ страдает и умирает. Это твой народ. Что значит моя смерть? Ничего. Что значит смерть твоего народа? – я воздел глаза к невидимому за скальным потолком небу. – Ничего.
Помолчав немного, я продолжил:
– Нити судьбы ведут нас с тобой к тому, чтобы умереть в самое ближайшее время. Только я могу умереть сколь угодно раз, возвратившись к жизни, а у тебя смерть будет всего одна. И я пришел предложить тебе возможность умереть в славе и стать первым Каргатом за долгое время. Но я принес не только славу для тебя, я принес свободу для твоего народа. Свободу по праву сильного, а не свободу собаки на длинной цепи.
Надо сказать, что угроза смерти здесь и сейчас значительно подстегивает красноречие, поэтому я был убедителен. Но после столь высокопарной тирады немного сбавил зашкаливающий градус пафоса, и с Гасептулом мы проговорили больше пяти часов – постепенно находя общий язык. За это время наше уединение нарушали всего один раз, когда приносили горячий и удивительно бодрящий напиток. Поставившая передо мной чашку смуглая юная девушка была удивительно красива – столкнувшись со взглядом огромных черных глаз, я моментально в них утонул. В отличие от остальных виденных местных жительниц, в этой девушке чувствовалась порода и царская стать. Некоторое время мы безотрывно смотрели друг на друга – время будто бы остановилось; не знаю, что чувствовала девушка, я же был поражен тем, что в этом негостеприимном месте можно встретить подобную красоту. Но после того как вождь недоуменно кашлянул, в момент посеревшая от страха девушка моментально исчезла.
Когда после окончания разговора я направлялся на выход, Гасептул сопровождал меня лично. Лицо его застыло в гримасе задумчивости – причем в таком ожесточенном выражении, что все встреченные нами джарги отшатывались. Оказавшись на улице, я глубоко вздохнул, наслаждаясь чистым, не спертым воздухом – пусть он и был раскален дневным солнцем настолько, что едва ли не обжигал дыхательные пути.
– Готовься, Каргат, скоро дам тебе знать, – на прощанье произнес я, уже собираясь двинуться прочь.
– Постой, – вдруг остановил меня Гасептул. – Как мне тебя называть?
Ну да, я же до сих пор не представился.
– Меня зовут Стэн.
– Хорошо, Стэн –
