— Роман, почему я вам не нравлюсь?
Если бы она задала вопрос иначе, если бы вопрос был поставлен в другой форме: «Я вам нравлюсь?» — он бы коротко ответил «да», а так получалось, что надо строить доказательства от обратного утверждения.
Он повернул ее лицом к себе и поцеловал. Ответ получился длинным, и он был счастлив, как никогда до этого в жизни.
Лагунов перевернулся на живот и лежал в своей излюбленной позе. Он слышал, как проснулась Таня, как поцеловала его между лопаток и быстро встала с кровати. Он слышал, как потом зашумела и полилась вода в ванной.
Водопровод в доме был старый, и надо было немного подождать, пока вода соберется с силой, зашипит и потечет по трубам.
— Таня, мне надо поговорить с тобой, — вместо приветствия сказал Лагунов, зайдя на кухню. Он был полностью готов, осталось только надеть пальто и можно уходить.
Предчувствие чего-то недоброго медленно опустилось ей на плечи.
Татьяна убрала турку с плиты и с испугом посмотрела на Лагунова.
— Таня… — Роман замялся, — после того, что между нами было, я должен тебе все рассказать. Иначе, я не смогу жить. С тобой не смогу жить, — уточнил Лагунов.
Она смотрела на Лагунова глазами собаки, которую хозяин выгнал из дома. Купили щенка, растили, столько сил потратили на выработку и закрепление различных условных рефлексов и навыков, а он подрос и не оправдал ни потраченных средств, ни времени. Одним словом — не оправдал надежд хозяина. Вот и выгнали на улицу. А как им сказать, что верности не учат. Она или есть, или ее нет.
— Таня, твоя мать погибла под колесами моей машины.
В квартире стало тихо, и только было слышно, как в гостиной тикали часы и в ванной из крана капала вода.
— Как это?
— Дорога была скользкая, — голос Лагунова звучал еле слышно. — Твоя мать ждала маршрутку. Было темно, она вышла на проезжую часть. Машину занесло в сторону, и я не успел перехватить руль.
— Она… сразу умерла?
— Да. Когда я подошел к ней, она была уже мертва.
— И ты скрылся. Мне следователь сказал, что ее так и бросили лежать на асфальте.
Она вдруг на глазах повзрослела и стала чужой.
— За рулем моей машины был другой человек. Хотя это меня не оправдывает.
— Даже если следователь и знал, кто совершил наезд, то замял дело, да и обвинить тебя было бы сложно. Ты бы себя сам защитил, — устало сказала Татьяна.
— Ты хочешь, чтобы я сел в тюрьму?
— Тогда мне больше всего хотелось, чтобы виновного нашли и наказали. А потом стало все равно. Время что-то меняет в нас самих.
— Таня, как мне теперь быть?
— Да никак. Роман, выходит, ты мне помогал только, чтобы загладить свою вину. И суд, и продажа компании, и похороны бабушки… И даже переспал со мной… Все правильно. Как адвокат, ты можешь рекомендовать этот вариант всем своим подзащитным. Действует.
— Таня, я всегда знал, что ты дочь погибшей Ярославской. Мне Андреева сказала, — признался Лагунов. — Поначалу, ты права, я все делал не для тебя, а для твоей погибшей матери. А потом… Я и сам не знаю, как это получилось… Я люблю тебя. Очень.
— Роман, уходи и не приходи сюда больше никогда. Тогда и маме, и бабушке будет легче на том свете. И мне тоже. Прошу тебя, уходи.
Она сказала это так тихо, что было слышно, как в ванной из крана капает вода и тикают в гостиной часы, отсчитывая время, которое лечит.
Саша проснулась внезапно. Показалось, что кто-то тихонько ее позвал. Она повернулась в теплой постели, коснулась губами плеча Стрельникова. Павел крепко спал.
«Я скоро рехнусь с этими голосами, с этой работой».
Саша закрыла глаза, но уснуть так и не удалось. Она тихонько, чтобы не разбудить Стрельникова, встала и пошла на кухню.
За окном светились чужие окна. Начинался новый рабочий день.
В семь часов утра, наспех позавтракав, они выехали в Ильинск.
Стрельников всю дорогу критиковал Сашины навыки вождения. А водитель из нее был действительно слабенький. На поворотах ее «подрезали» умельцы запретной езды, когда на светофоре загорался зеленый — сигналили спешащие. И только выехав за город, «Хонда» Андреевой уверенно набрала скорость.
— Где кладбище? — первое, что спросил Стрельников, заехав в поселок.
— Не знаю. Отвезу тебя в центр села. Возле магазинов народ постоянно толчется. Там и спросишь.
Саша притормозила метров за сто, сразу за развилкой, и Стрельникову пришлось дальше идти пешком.
Возле магазина действительно уже собрались первые покупатели. Местный народ с появлением Стрельникова оживился. Незнакомый мужчина в столь раннее время — для поселка целое событие.
Теряясь в догадках, чей же это родственник, они стали наперебой рассказывать, как быстрее добраться до кладбища.
Идти, оказалось, недалеко.
В самом конце проулка Стрельников свернул направо, и там, за поворотом, сразу показался ветхий, местами зияющий дырами кладбищенский забор.
Дойдя до него, Стрельников, осмотревшись, решил, что проще пролезть здесь, чем искать центральный вход. Мужчина, внезапно появившийся из-за такой же ветхой часовни, подтвердил правильность его намерения.
— С центрального не зайдешь. Воды по колено, — безапелляционным тоном заявило помятое запойное лицо.
— Я ищу могилу бабушки, вы не подскажете, где последние захоронения?
— Ты, видать, не сельский? Не помню, чтобы ты раньше здесь был. Память на лица у меня знаешь какая! Раз увижу — и на всю жизнь!
— Я из Киева. У меня бабушка похоронена на вашем кладбище.
— Похоронена, говоришь? А ты, поди, внук будешь? И не знаешь, где могила? — с укором спросил мужчина. — Найти теперь здесь хоть своих, хоть чужих трудно. Вымирает село. Когда я из армии вернулся, народу тысячи три было. А теперь и сотни три не наскребешь.
