После контрастного душа стало немного легче, давящий обруч спал с головы.
— Паша, я люблю тебя.
Саша прошептала признание, уткнувшись Стрельникову в спину.
— Я тебя тоже.
Он повернулся всем корпусом, заслонив окно, целуя ее мокрые, пахнущие волосы.
— Я даже не представляю, что бы делала без тебя.
— Значит, я должен был появиться в твоей жизни хотя бы для того, чтобы ты знала, что делать.
Как только Стрельников убрал посуду со стола, Саша положила перед собой два распечатанных списка, похожих, как близнецы. На них были одни и те же фамилии, только в разной последовательности.
На первом листке она напечатала фамилии пациентов, переписанные из историй болезни, которые Елена Евгеньевна так опрометчиво оставила в незапертом шкафу.
Внезапная смерть Крапивина ее напугала настолько, что она сразу бросилась изымать все документы умерших пациентов. Не может она отвечать за тех, кто официально не числился за вверенным ей центром.
Фамилий было восемь. Последней была Вероника Ивановна. Судя по датам, пять женщин поступали на оздоровление с разрывом в три месяца, а последние — в одном и том же месяце. С таким же разрывом все они и умерли.
На второй листок она перепечатала фамилии со снимков, сделанных на сельском кладбище. Их тоже было ровно восемь.
— Паша, я вот смотрю на эти списки и ничего не понимаю.
— Что тебе непонятно?
— Жили себе одинокие старушки, потом благотворительный фонд предложил им оздоровиться. Я внимательно просмотрела их выписки из поликлиник по месту жительства и ничего серьезного не нашла. Кроме возраста, им и жаловаться было не на что. Тогда что их привело в центр?
Салатник Стрельников вымыл последним, затем критически осмотрел его и, оставшись довольным результатом непосильного труда, взял тарелки и подошел к Саше.
— Одиночество.
— В смысле?
— Саша, — Стрельников поставил тарелки на край стола и начал тщательно их вытирать, — все они одинокие женщины, а благотворительный фонд предложил то, чего подсознательно им не хватало, — общение. Вряд ли они за последние годы где-то отдыхали, а тут такая возможность. Зачем отказываться? Хотя, может, кто и отказался, только мы о них никогда не узнаем.
— Возможно, — согласилась Саша. — Тогда организатор должен быть хорошим психологом.
— Бесспорно. Центр выбран недалеко от города, можно вернуться в любой момент домой, да и оздоровление предлагали всего на пару недель, чтобы не волновались за квартиру. Конечно, могло быть все иначе. Это лишь предположение.
Стрельников расставил тарелки, потом перетер ножи и вилки. Оказалось, что кухня не такое уж и страшное занятие, если что-то делаешь для любимой женщины.
— Агнесса говорила, что она очень обрадовалась, когда неожиданно получила путевку на оздоровление.
— А кто ей выдал эту путевку? Поликлиника?
— В том-то и дело, что путевку Агнессе принесла девушка. В солидном, как она говорила, конверте, с печатями и на конверте, и на путевке. Еще девушка оставила номер стационарного телефона, на случай если она откажется от оздоровления.
— А как их вообще лечили? Докторов в центре нет.
— Как это нет? Елена, Сергей. Теперь только Елена, — исправилась Саша.
Она опять представила, как бодро входил в палату Сергей, говорил старушкам комплименты, присаживаясь в кресло, измерял давление и терпеливо, в который раз, слушал их старые истории. Умел отставной полковник нравиться женщинам.
— Пациентов не лечили, а только оздоравливали. Для этого назначали массаж и лечебную физкультуру. Правда, на ночь какую-то микстуру все принимали. Может, снотворное, может, витамины. Потом все умерли. Никто не выписался из центра.
— Саша, а если все умерли от старости? — вернулся к своему предположению Стрельников.
— Даже если предположить, что смерть наступила от старости, то как-то уж странно она наступила. И почему умерли пациенты только со второго этажа? Может, на них испытывали какое-то лекарство, которое называли «микстурой»?
Предположение прозвучало нелепо.
— Это как? — Теперь пришел черед удивляться Стрельникову.
— Обычно. Берут добровольцев с определенной болезнью — одним дают лекарство, другим — пустышку. Проводят курс лечения. Потом проводят обследование, делают вывод об эффективности лекарства. Я говорю глупости. Какое испытание лекарства на старых людях? Наверное, я просто устала и не вижу ни в чем смысла.
— Саша, смысл лежит в другой плоскости, потому ты его не видишь. Смысл — деньги. Посиди, я сейчас.
Она готова была верить в испытание лекарств, в поголовную порчу, только откуда у бабушек деньги? Пусть у них пенсии какие-то особые, но все равно, разве это деньги по нынешним временам?
Она опять вспомнила цены в ресторане. Пенсия на один хороший ужин.
Стрельников пошел в гостиную. Она слышала, как он шуршал какими-то бумагами, и уже спустя минуту Павел разложил на столе развернутую карту города с нарисованными красными кружками.
— Вот смотри, что мы имеем. Я отметил адреса, где проживали раньше умершие. Приблизительно, конечно, но суть не меняется. Первая пациентка Рыбакова проживала на улице Малоподвальной. Дальше, Величко — улица Ольгинская, Крикунова — бульвар Леси Украинки…
Стрельников соединил кружки. На карте вырисовывалась кривая, охватившая, как змея, центр старого Киева.
— Теперь ты понимаешь, в чем интерес?
— Жилье? — Саша завороженно смотрела на карту.
— Не просто жилье, а запредельно дорогая недвижимость в центре столицы. Вот тебе и деньги.
— Но это же уголовное дело, Паша. Это же криминал чистой воды. Не может быть, чтобы…
— Еще как может.
— А доказательства?
— Будут. У нас есть адреса тех, кто лечился в центре. И если моя версия верна, а она верна, то все квартиры должны быть проданы через одно агентство недвижимости. Продажей и оформлением документов должен заниматься один доверенный человек. А завтра с утра мы все проверим.
— Допустим, ты прав. Что нам потом делать? Идти в полицию?
— Я думаю, вначале надо поговорить с твоим отцом.
